Эти надоедливые графоманы

Сегодня мы…

· Поговорим о таком явлении, как графомания.

· Узнаем о самых известных графоманах.

· Выясним, как относились к графоманам писатели.

Мир литературного творчества огромен и разнообразен. И в него открыт вход для каждого. Любой желающий может написать стихотворение или даже роман!

Авторов, которые занимаются литературным творчеством, – огромное количество. Их тысячи, а может быть – и миллионы. Наверняка и некоторые из ваших знакомых сочиняют стихи или рассказы.

Но у скольких авторов это получается делать по-настоящему хорошо? Здесь цифры будут гораздо меньшими. А если говорить о писателях, создающих неповторимые произведения, которые остаются в веках… Таких получится насчитать всего несколько десятков за столетие!

Вот и получается, что основная масса тех, кто пишет и даже публикует свои произведения – это писатели-любители, в творчестве которых можно отыскать немало недостатков. Плохо ли это? Нет. Каждый может заниматься тем, что ему нравится: вышивать крестиком, рисовать пейзажи или писать стихи. И у каждого есть право делиться своим творчеством с окружающими!

Но среди тех, кто пишет стихи и прозу, есть особая категория людей. Это так называемые графоманы – головная боль критиков и редакторов.

Что же такое графомания? Посмотрим на само это слово. Графо в переводе с греческого – писать, мания – страсть, безумие, влечение. Получается, что графоманами называют людей, которых неудержимо тянет писать произведения. Не только художественные. Графоман может писать научные труды – многословные, банальные, лишённые даже подобия научной ценности.

И такими же будут тексты у тех графоманов, которые пишут произведения художественные. Во-первых, графоманы обычно мало обращают внимание на качество, но стремятся написать как можно больше. Они могут писать каждый день по несколько стихотворений. Их произведения исчисляются томами и томами. И сами произведения могут быть очень многословными. Там, где настоящий поэт опишет красивый пейзаж в 5 четверостишиях – графоман напишет 20.

Ещё один отличительный признак графомана – нарушение литературных и языковых норм. Такой поэт часто не соблюдает ритм в произведениях, использует бедные, плохие рифмы или даже вообще не использует рифму. Язык в его текстах будет бедным и будто бы неумелым. Внимательному читателю сразу же станет очевидно, что так выражаться нельзя.

Посмотрим на некоторые фразы из дешёвых романов. Очень часто такие произведения можно назвать самой настоящей графоманией. Во-первых, автор может написать пять-десять таких книг за год, во-вторых, не всегда авторы знакомы с правилами языка…

– А костер разжигать ты не собираешься? — проворчала Грейс. Джейк вспыхнул.

«Вспыхнул» автор применил в переносном значении – рассердился. Но из-за предыдущего предложения кажется, что человек загорелся.

– Ты головой туда-сюда думаешь? – спросила она возмущенно.

Туда-сюда головой можно крутить. Но не думать.

А она, не покладая уст, все говорила, говорила…

Это ошибка в употреблении фразеологизма. Можно сказать – не покладая рук. Но как можно не покладать уста, то есть губы? К таким же ошибкам относятся выражения наподобие «скрипя сердцем» вместо «скрепя сердце».

Они потащили ее купаться в бассейн, где Эми всех поразила: выяснилось, что девочка плавает как рыба. За восемнадцать месяцев жизни в пустыне она, очевидно, успела приобрести кое-какие навыки выживания.

Налицо логическая ошибка: как можно научиться так хорошо плавать, живя при этом в пустыне?

Ах, какой он был яркий человек! Просто кишащий идеями!

Кишеть – глагол с отрицательной окраской. Кишеть могут черви, жуки, крысы. Местность может кишеть разбойниками. Это стилистическая ошибка.

Он хлопнул лошадь по плечу и встал.

Часть от лопатки и ниже у лошади действительно называется плечом, но только в разговорной речи. Лучше заменить плечо на холку или шею.

Но ведь многие писатели тоже экспериментировали с языком, ритмом, рифмой! Особенно это относится к поэзии серебряного века и творчеству шестидесятников. И, конечно, к произведениям постмодернизма. Иногда в текстах классиков встречаются удивительные обороты, которые, казалось бы, не может сотворить грамотный человек.

Посмотрим на вот такие строки поэта Евгения Евтушенко:

Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

В первой же строке нарушены нормы ударения и нормы образования формы множественного числа. Не идут, а идут, не снега, а снеги. И более того – снега идти не могут, идти может снег! Снега – это огромное количество снега. Например: снега родного севера. И в следующей строфе автор повторяет эту ошибку!

Но в произведении она – единственная. В остальном текст написан безупречно: и с точки зрения содержания, и с точки зрения формы. Ритм, рифма, развитие мысли и средства выразительности – всё прекрасно. Почему же шестидесятник Евтушенко, уже известный к тому времени поэт решил сделать такую странную ошибку?

Это попытка поставить эксперимент, создать запоминающийся образ. Во-первых, строка идеально укладывается в плавный ритм текста, похожий на неспешное скольжение бесконечных снежинок. Во-вторых, сама неправильность заставляет запомнить эту строку. «Идёт белый снег» – приевшийся образ. «Идут белые снеги» – врезается в память читателя. Поэт привлекает внимание и рассуждает при помощи созданного образа о жизни и смерти.

Кроме того, Евгений Евтушенко написал множество замечательных произведений, в которых он не прибегал к таким рискованным экспериментам.

А как бы сказал о снеге графоман? Например, так:

Идёт белый снег

Это как зимних снежинок бег,

В моём сердце навсегда

Восхищает он меня.

Ритм сломан, третья и четвертая строки не рифмуются, но главное – поэт не говорит нам ничего нового, он не создаёт цельный художественный образ. Эти строки банальны.

Николая Некрасова упрекали в том, что его стихи – это зарифмованная проза. Маяковского критиковали за «разлом» строки, а Солженицына и Платонова – за странные, почти безграмотные неологизмы в текстах. Но все эти авторы в своих произведениях поднимали новые темы и создавали яркие образы. Они стремились показать нечто оригинальное.

Графоман со временем может овладеть и ритмами, и рифмой. Он может и не делать ошибок в своих произведениях. Но для того, чтобы творить по-настоящему, нужно умение сотворить что-то новое, невиданное.

Отсутствие изобретательности, выдумки – ещё один признак так называемой графомании. Часто неумелые авторы пишут с минимумом средств художественной выразительности. И то, что они пишут, выглядит не новым, слишком растянутым, прямолинейным и неинтересным.

Но ведь любой автор-любитель может делать языковые ошибки, писать слишком длинно или слишком банально. Не всем же быть Пушкиным или Достоевским! Всё так. Однако графоманы стремятся не просто писать произведения. Очень часто они абсолютно уверены в собственной талантливости, а потому хотят поделиться своими творениями со всеми и каждым! Графоманы настойчиво читают свои тексты всем своим знакомым, они осаждают издательства и редакции газет с просьбами и требованиями их напечатать. Наконец, часто они печатаются сами и начинают раздаривать свои книжки всем подряд.

К тому же из-за твёрдой уверенности в своей гениальности графоманы не воспринимают критику. Они не пытаются работать над своими текстами, совершенствоваться, писать всё лучше и лучше. Они уверены, что их творчество уже прекрасно, а все критики им просто завидуют. Именно это качество делает графоманов бедой для издателей и редакторов!

История сохранила несколько имён писателей, которых современники относили к графоманам. Самый распространённый пример – граф Дмитрий Иванович Хвостов.

Граф женился на племяннице Суворова, а потому о себе высказывался так:

«Суворов мне родня, и я стихи пишу».

В ответ один из литераторов девятнадцатого века заметил:

– Полная биография в нескольких словах. Тут в одном стихе всё, чем он гордиться может и стыдиться должен.

Стихи были для Хвостова настоящей страстью – особенно он любил писать пышные оды или длинные поэмы. Автором он был необычайно плодовитым, постоянно издавал свои книги – которые потом дарил всем подряд. Он обожал читать свои тексты всем своим гостям, родственникам и даже нанимал слуг, которые должны были слушать его стихи! Вот только стихи эти были не очень качественными. К тому же Хвостов украшал тексты ненужными архаизмами, отчего стихи иногда начинали звучать комично.

Например, по поводу ужасного наводнения в Санкт-Петербурге Хвостов опубликовал своё «Послание о наводнении Петрополя». Были там такие строки:

По стогнам валялось много крав,

Кои лежали там ноги кверху вздрав.

Поэт Александр Измайлов тут же откликнулся такими строками:

Господь послал на Питер воду,

А граф тотчас скропал нам оду.

Пословица недаром говорит:

Беда беду родит.

На Хвостова вообще часто писали пародии и эпиграммы. А Пушкин даже написал оду «Его сиятельству графу Дмитрию Ивановичу Хвостову». Ода эта была пародийной – Пушкин в ней язвительно высмеивал пышный стиль Хвостова с нагромождениями архаизмов.

А Иван Андреевич Крылов критиковал произведения Хвостова так решительно, что граф даже написал на баснописца обидную эпиграмму:

Небритый и нечесаный,

Взвалившись на диван,

Как будто неотесанный

Какой-нибудь чурбан.

Лежит совсем разбросанный

Зоил Крылов Иван:

Объелся он иль пьян?

Крылов отомстил очень оригинальным способом: напросился в гости к Хвостову якобы послушать стихи, за обедом ел и пил за троих, а когда хозяин позвал его в кабинет для чтения произведений – в самом деле улёгся на диван и проспал до вечера.

Граф Хвостом был довольно неглупым, щедрым и по-своему добрым человеком. Евгений Баратынский писал о нём:

Ей-ей! не он пред светом виноват,

А перед ним природа виновата.

Ещё один известный графоман – Виктор Евстафьевич Колосовский, автор двадцатого века. Колосовский после гражданской войны уехал из России и поселился в Болгарии. Там он принялся писать стихи и нравоучительные книги. Колосовский считал себя гением, новым воплощением Пушкина. Он даже иногда подписывался как «Виктор Пушкин» или писал от имени Пушкина. При этом, по свидетельствам современников, Колосовский был вполне нормальным человеком – разве что большим чудаком. А вот стихи он писал ужасные. Вот, например, его строки о Пушкине:

Он был великий дворянин

И прославился на весь свет,

Как Пожарский и Минин,

Также и истинный поэт.

Конечно, он известный вам,

Это был Пушкин сам!

Здесь плохо всё: бедный язык, сравнение Пушкина с Мининым и Пожарским – героями совсем другой эпохи, бедные рифмы, плохой ритм и наконец – словосочетание «известный вам» вместо «известен вам».

Графоманы появлялись и в произведениях классиков. Например, в своём романе «Бесы» Достоевский вывел образ капитана Лебядкина – поэта-графомана, который настойчиво мучает стихами всех окружающих. Стихи для своего персонажа сочинял сам Достоевский, который успел повидать поэтов такого типа. Вот, например, одно из произведений:

Любви пылающей граната

Лопнула в груди Игната.

И вновь заплакал горькой мукой

По Севастополю безрукий.

А вот душераздирающая история про таракана:

Жил на свете таракан,

Таракан от детства,

И потом попал в стакан

Полный мухоедства.

«Мухоедство», поясняет Лебядкин слушательнице, происходит летом, когда в стакан лезут мухи. Дальше по сюжету стихотворения мухи взывают к Юпитеру и в стихотворении появляется благообразный старик Никифор.

А вот как графоман Лебядкин общается со слушательницей:

«Тут у меня ещё не докончено, но всё равно, словами!

Никифор берёт стакан и, несмотря на крик, выплёскивает в лохань всю комедию, и мух, и таракана, что давно надо было сделать. Но заметьте, но заметьте, сударыня, таракан не ропщет!

Таракан не ропщет!

Что же касается до Никифора, то он изображает природу».

Явление графомании неистребимо – ведь бездарные люди, которые считают себя гениями, будут всегда. В эпоху Интернета, когда не у всех есть литературный вкус, графоманы становятся даже популярными. Ведь у них есть то, чего иногда не хватает талантливым авторам: уверенность в себе и готовность предлагать свои тексты всем и каждому.

Мир литературы открыт для всех. Но всё же графомания как явление может стать опасным. Можно любить литературное творчество, писать так, как умеешь – и всё-таки не стать графоманом. Достаточно только сохранять критический взгляд на свои произведения и никогда не останавливаться на достигнутом.