"Работа над произведениями крупной формы"

РАБОТА НАД ПРОИЗВЕДЕНИЯМИ КРУПНОЙ ФОРМЫ

(начальные классы ДМШ)

Научно-методическая разработка

Разработал:

Иванова Н.Л.

Содержание

1. Введение…………………….………………………………………………3

2. Основная часть. Работа над произведениями крупной формы в начальных классах ДМШ…………………………………………………………………….. 5

2.1.Некоторые аспекты о проблемах работы над произведениями крупной формы……………………………………………………………………………...5

2.2. Методы и приемы работы над крупной формой в младших классах ДМШ……………………………………………………………………………..13

2.3. Проблемы при работе над крупной формой в младших классах ДМШ……………………………………………………………………………..17

3. Заключение…………………………………………………………………20

4. Список литературы………………………………………………………..21

1. Введение

Музыкальная педагогика – искусство, требующее от людей посвятивших себя этой профессии, громадной любви и безграничного интереса к своему делу. Учитель должен не только довести до ученика так называемое «содержание» произведения, не только заразить его поэтическим образом, но и дать ему анализ формы, гармонии, мелодии, полифонии. Одна из главных задач педагога – сделать как можно скорее и основательнее так, чтобы быть ненужным ученику, то есть привить ему ту самостоятельность мышления и методов работы, которые называются зрелостью, за которым начинается мастерство.

Работа над произведениями крупной формы занимает особое место в музыкально-исполнительском развитии учащихся фортепианного отделения. Главное место в изучении сонатной формы отводится работе над сонатным аллегро Гайдна, Моцарта, Бетховена. Задачи, стоящие перед учеником при разучивании сонатных аллегро, направлены на изучение структуры и динамического развития музыкальной формы. Очень часто дети, увлекаясь исполнением отдельных партий и тем, часто теряют ощущение формы, что приводит к появлению темпа ритмической неустойчивости, технических погрешностей, излишней динамики и агогики.

При начальном ознакомлении с сонатным аллегро музыкально осмысливается её трёхчастная структура (экспозиция, разработка, реприза), разбираются образные характеристики партий (главной, побочной, заключительной), их контрастность, единство и интенсивность развития в образном строе всего произведения. Это касается жанра, интонаций, ритма, лада всей фактуры произведения.

В основе сонатного аллегро лежит принцип контраста. Внимание ученика необходимо направить на уяснение образной контрастности больших эпизодов произведения, а не мелких, что составляет наибольшую трудность в исполнении. Слух ученика должен быть направлен на частые смены характеров, что влечёт за собой выбор соответствующих звуковых решений. Явление образной контрастности проявляется при сопоставлении главной и побочной партий, но вместе с тем они представляют музыкальное единство за счёт выразительных средств музыки.

Таким образом, целью данной работы будет рассмотрение и изучение проблем работы над крупной формой в младших классах ДМШ.

В

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было платным – так, цена обычной перевязки доходила до 40 карбованцев. Ситуацию усугубляли и карательные действия ведомств Гиммлера по отношению к заболевшим. Так,­ СД уничтожала больных прямо в больницах, а те, кто успевал скрыться, только способствовали распространению инфекционных заболеваний.
Хотя для контроля над оборотом продуктов немецкое руководство выпускало распоряжения, запрещавшие гражданскому населению торговлю и обмен сельскохозяйственными продуктами города с селами, уже приозошел слом прежних механизмов контроля цен и спроса, в первую очередь, из-за массовой скупки товаров отступавшими и эвакуировавшимися и последующего их накопления населением из-за отказа наступавших платить за них реальными деньгами. Неустойчивая экономическая ситуация и опасение возобновления боев спровоцировали переход к бартерным сделкам и, как следствие, вызвали к жизни «черные» рынки, где промышленные товары и награбленные вещи меняли на продовольствие. По свидетельствам очевидцев, на таких рынках продавались вещи, ранее принадлежавшие убитым евреям, а солдаты местных гарнизонов сбывали здесь ворованное армейское имущество. В феврале 1942 г. последовал запрет для военных заниматься торговлей и бартером, а вскоре по приказу К. Китцингера за это была введена смертная казнь, что, однако, не мешало наживаться на нелегальной торговле гражданским­ инстанциям.
Действовали на Украине и продовольственные карточки на различные продукты питания. Карточки эти, больше походившие на почтовые марки, различались по цвету (зеленые – на яйца и сыр, красные – на хлеб, коричневые – на маргарин, голубые – на молоко, синие – на мясо, оранжевые на масло, фиолетовые – на макаронные изделия) и по нормам выдачи (5 граммов, 25 граммов, 62,5 грамма). При этом выдавались они только лицам немецкой национальности – карточки советских граждан (печатались на украинском языке) не несли на себе информацию о норме выдачи, так как паек был фиксированным. На самих карточках были проставлены число и месяц, а на корешке значились фамилия, имя и отчество владельца, год его рождения, домашний адрес, место работы, должность и количество детей до четырнадцати лет, если таковые имелись.
Местные жители, ощутив на себе такую продовольственную политику, старались, насколько это было возможно, утаить от немецкой администрации скот и продукты. За срыв снабжения следовали репрессивные меры. Так, сельскохозяйственный комендант Кременчугского района в своем распоряжении предупреждал, что «если с получением данного распоряжения через 1,5 суток граждане не­ выполнят установленных норм поставок молока и яиц, у них будут отобраны коровы и куры, а эти граждане будут объявлены саботажниками» и при повторном саботаже сдачи молока и яиц «будут расстреляны». За тайный забой крупного рогатого скота сперва налагались штрафы, причем деньги за незаконно убитый скот перечислялись на счет местного коменданта. Впоследствии за подобное нарушение следовала смертная казнь «через публичное повешение». Деньги при этом продолжали взиматься с населения, только теперь они переводились на счет местного банковского отделения.
Для оправдания своей деятельности нацистская администрация обращалась к пропаганде. В 1942 г. коллаборационистская газета «Волынь» опубликовала интересную статью о взаимоотношениях Украины и Европы. В ней говорится, что «с давних пор украинское сельское хозяйство играло важную роль не только в европейском снабжении, но и в мировом хозяйстве», через Украину со времен греков и римлян шли все важные торговые пути, а украинско-немецкие экономические связи исторически обусловлены. Немецкая торговля «следовала, прежде всего, через Бреслау, откуда одна восточная линия вела через Краков и­ Львов до великой Днепровской луки, средняя шла через Владимир до Киева, а южная через Варшаву достигала Орши. Хлеб и сельскохозяйственные продукты шли с Украины прежде всего в Германию, а через ее посредничество и в Западную Европу. Взамен Украина получала немецкие текстильные и металлические изделия, оружие, порох и предметы роскоши».
Данная статья является чрезвычайно показательной не только с пропагандистской, но и с психологической точки зрения.
Во-первых, немецкая администрация показывала свое историческое присутствие на всех оккупированных к тому времени территориях (Польша, Белоруссия, Украина). Во-вторых, оккупационные силы позиционировали себя как первейшего экономического партнера Украины. В-третьих, Украина показывалась как самостоятельный хозяйствующий субъект Восточной Европы, который вел свою независимую финансовую политику. Это, несомненно, было апелляцией к сознанию многих украинцев, для которых вопрос государственности был одним из самых болезненных.
Немецкие власти стремились тем самым показать, что даже в XVII в., когда государства Украина не существовало на карте Европы в принципе и когда ее сотрясали войны и казацкие восстания, на ней держалась­ вся экономика Речи Посполитой, а впоследствии и России, с которой Украина якобы находилась «в колониальных отношениях». В то же время, однако, в выводах украинских экспертов присутствуют некоторые неадекватные реальности разгара Второй мировой войны факты, явно взятые из германской консервативной печати начала ХХ века. Так, ими подчеркивалась близость Украины к торговым путям Берлин-Багдад, Берлин-Восточная Африка, Марсель-Суэцкий канал-Индокитай и т.п., тогда как картина мира к началу 1940-х гг. уже кардинально переменилась.
В том же году газета «Голос Волыни» сообщала, что «немецкая власть упразднила советскую барщину и отдала распоряжение о новом земельном порядке. Каждый работающий крестьянин получает свою землю, ту самую землю, которую большевики у него отобрали». Газета с воодушевлением призывала: «К работе! За Новый строй! Судьба Европы – судьба Украины!». Судьбой большей части Европы в годы Второй мировой войны, как известно, была работа на нужды нацистской Германии.
Наступивший 1942 г. был отмечен массовым развертыванием партизанского движения на оккупированных территориях, которое вскоре поставило под угрозу снабжение, средства­ коммуникации и важные предприятия. В результате вермахт стал испытывать дефицит в продовольствии и фураже, войска были обеспечены хлебом на 80 %, картофелем – на 70 % нормы. Для этого ОКВ в мае 1942 г. распорядилось использовать для охраны сбора урожая дополнительные полицейские соединения, а управление по Четырехлетнему плану в лице Геринга, в августе 1942 г. потребовавшего от восточных оккупированных областей единовременно предоставить более 3 млн. тонн зерна, 120 000 тонн растительного масла и значительное количество другого продовольствия, предложило использовать для этих целей даже части СС. Однако, несмотря на это, как пишет В. Бонусяк, в 1942-1944 гг. немецкие власти вследствие партизанской войны и саботажа местных жителей не получали и половины урожая зерна. О плохом урожае 1942 г. писала даже официальная немецкая газета оккупированной Украины Deutsche Ukraine Zeitung.
Тем не менее, как считает Э. Модсли, за те три урожая 1941-1943 гг., во время которых Украина была оккупирована, наибольшую выгоду немцы получили от урожая 1942 г., поскольку урожай 1941 г. пришелся на разгар боевых действий, а урожай 1943 г. – на отступление с территории СССР. При этом оценка доли украинского­ зерна в общей массе вывезенных с оккупированных восточных территорий злаков рознится: так, если по данным немецкого историка Д. Айхгольца более 94 % аграрной продукции поступали в Германию именно с Украины, то, согласно архивным материалам, статс-секретарь Бакке в 1943 г. отводил Украине 60 % поставок (соответственно 3 млн. тонн из 5 млн. тонн). Несмотря на постоянные диверсии партизан, которые только зимой 1942/43 гг. и только в генеральном округе Волынь лишили оккупационные силы 65 % присвоенного зерна, в распоряжении немецких властей находились значительные резервы зерновых: так, даже в феврале 1944 г. положительный баланс по зерну на Украине достигал 103, а по кормовым злакам – 149 %.
С целью привлечения на свою сторону основного украинского производителя – крестьянина – немецкие власти объявили, что принесли «новый земельный порядок» на территорию Советского Союза. Так, газета «Украинский голос» в 1943 г. отмечала, что, чтобы «поднять интенсивность сельского хозяйства, большевики использовали методы, которые уже были применены ими в промышленности. Крестьянина-колхозника окружили целой бандой надсмотрщиков… Вся эта армия дармоедов жила за­ счет колхозников. Для крестьян были созданы так называемые методы повышенной трудовой дисциплины, которые обязаны были еще в большей мере закрепостить крестьянина. За невыход на работу, за использование колхозного добра, за болезнь скотины колхозник нес не только материальную, но и судебную ответственность». Если сравнить официоз средств массовой информации с документами немецкой администрации, то можно заметить, что разница была лишь в том, что нацисты могли выжать и выжимали из «свободного» украинского крестьянства намного больше, чем все «надсмотрщики» вместе взятые.
В реальности будущее колхозов стало настоящей дилеммой для нацистского руководства, которая обусловила бурную дискуссию по этому поводу: объявить реприватизацию колхозной собственности, как это собирался сделать в Галиции генерал-губернатор Франк, чтобы привлечь население на свою сторону, или перейти к единообразному плану хозяйствования, нацеленному на получение максимальной выгоды? Еще до начала войны германская инстанция, известная как Трудовой штаб особого назначения, выпустила три инструкции по приемке соответственно совхозов, колхозов и МТС. Согласно этим инструкциям, первоочередной­ задачей в первом и втором случаях являлось выяснение количества трудоспособного населения и обслуживающего персонала, наличие семенного фонда, лошадей и имевшегося сельхозинвентаря, а в третьем случае – состояние имевшегося автопарка при сохранении и продолжении работы всех трех хозяйственных подразделений. Для выяснения подробностей в ноябре 1941 г. местным сельскохозяйственным учреждениям была спущена анкета, содержавшая вопросы о количестве агрономов в колхозе, о том, как часто в течение месяца они проверяют состояние хозяйств, как устроено сельскохозяйственное районирование и как решен вопрос с переводчиками. При этом, по словам заместителя Геринга Кёрнера, изменение положения колхозов в лучшую сторону должно было зависеть от ситуации на фронте.
При этом, если колхозы на Правобережной Украине начали стихийно исчезать (в том числе, расформировываться самими местными жителями) сразу после прихода немецких войск, то на Левобережье они продолжали существовать. На фоне сдвигавшегося на Восток фронта и наступившего временного безвластья во многих районах крестьяне начинали сами кроить земельные наделы. Это побудило как высшие, так и местные немецкие органы власти централизовать­ земельную политику. При этом они осознавали, что сохранение колхозов и совхозов, на котором, в частности, настаивал Геринг, с одной стороны, не будет привлекательным для части сельского населения, а их ликвидация, с другой стороны, может стать нежелательным стимулом для отстаивания бывшими колхозниками своих прав. Так, совершивший зимой 1941/42 гг. поездку по Украине статс-секретарь Бакке резко сократить число колхозов и удвоить личные наделы.
Несмотря на то, что уже к осени 1941 г. значительная часть территории Украины находилась в зоне тыла, до февраля 1942 г. в отношении аграрной политики на Украине, считавшейся главным источником продовольственных ресурсов, взаимопонимания не существовало. Кроме того, как отмечалось в официальных немецких публикациях, рейх юридически не являлся правопреемником СССР на оккупированных советских территориях. Это послужило основой достаточно противоречивого тезиса о том, что национализированная при советской власти собственность не будет возвращаться прежним хозяевам, поэтому различным военным и хозяйственным структурам приходилось действовать несогласованно. Так, в Ровенской области из всего урожая одна треть полагалась тем, кто его убирает,­ одна треть – бывшему владельцу земли и одна треть – оккупационной администрации. Однако в Кировоградской области колхозникам было обещано выдавать 3 кг зерна за трудодень, но в итоге немецкие власти давали крестьянам 1 пуд (16,3 кг) с гектара, а остальное отбирали. По подсчетам К. Беркхоффа, при выполнении крестьянами всех немецких норм сдачи зерна, им самим бы доставалось 10 кг некачественного зерна в месяц. Попытка наладить взаимодействие с прежними советскими структурами была более успешной. Так, с самого начала оккупации с немцами начал взаимодействовать Всеукраинский кооперативный союз (Вукоопспiлка), обеспечивавший активный товарооборот с рейхом. Но этого для организации полноценного агрокомплекса было явно недостаточно.
В свете зашедшего в тупик осеннее-зимнего обсуждения земельного вопроса Гитлер, ранее высказывавшийся за ограничение реставрации частного землевладения на Украине и вообще считавший любой передел земли на оккупированных территориях «глупостью», пошел навстречу Розенбергу. Поддержал рейхсминистра и отвественный за экономику Геринг. Приказом от 15 февраля 1942 г. было провозглашено начало аграрной реформы на оккупированных территориях. Ее основным­ автором считается Отто Шиллер, ответственный работник группы по продовольствию и сельскому хозяйству министерства Розенберга.
Первоначально предусматривалось, что она будет состоять из трех этапов, а именно: создание общинных хозяйств, затем создание сельскохозяйственных кооперативов, а уже после – образование единоличных хозяйств. Все мероприятия, по предложению Коха, планировалось завершить к годовщине установления немецкой власти на Украине – 22 июня 1942 г. Однако уже вскоре первым камнем преткновения аграрной реформы стало перераспределение земли в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как впоследствии отмечали в отделе политики руководства рейхскомиссариата Украина, обещаний по поводу аграрных преобразований было дано «больше­ чем надо», и что для колхозников речь теперь идет о «неисполнимых надеждах». При этом, по сведениям полиции безопасности, колхозники относились к обещаниям оккупационной администрации с недоверием (до войны в частных руках находилось всего 1,2 % украинского земельного фонда) и высказывались о том, что не каждый из них готов стать единоличником, тем более что на практике пахота и посевы все равно производились коллективно. Более того – в ходе реформы произошел показательный процесс против отца и сына Дубишевских, жителей села Даничов Ровненской области, начавших настоящую войну с соседями за земельный надел.
Кроме того, как сообщал летом 1942 г. шеф ГФП, множество отставших солдат противника, оказавшихся в немецком тылу, и беглецов не могли получить работу на селе вследствие репрессивной политики немецкой администрации по отношению к чужакам, а также реорганизации сельскохозяйственной системы и, под влиянием слухов о принудительном угоне в Германию, пополняли партизанские отряды. Часть крестьян, как свидетельствуют документы местных управ, отталкивали от немцев моментально распространявшиеся слухи о том, что они «оставят колхозы». Тем не менее, уже в июле­1942 г. было официально объявлено о завершении первого этапа реформы.
Второй этап реформы начался осенью 1942 г. и охватил далеко не все районы Украины, хотя, как сообщала официальная пресса в августе того года, сев прошел на 80 % посевных площадей Украины. На этот раз уже сами гражданские хозяйства было решено преобразовать в кооперативы. По требованию Лейббрандта к весне 1943 г. должны были быть преобразованы 30 %, а к осени того же года – 50 % хозяйств. Как отмечает украинский историк С. Власенко, в кооперативе земля, рогатый скот и инвентарь разделялись между окрестными крестьянскими дворами, а те разукрупнялись, объединяясь по десять дворов (изначально по шесть-восемь хозяйств). Подобная «десятидворка» получала обозначение «агро-опорный пункт» и, в частности, была призвана защищать производство сельскохозяйственной продукции от нападений партизан. Размеры кооператива зависели от плотности населения и климатических особенностей и колебались в зависимости от региона – так, в Винницкой области «десятидворка» получала в ведение 40 га земли. Возможно, распределение земли в данном случае было предназначено для того, чтобы впоследствии заменить украинцев-собственников­ немцами. Объединенные 10-15 «десятидворок» образовывали сельскохозяйственный округ под руководством ла-фюрера. Урожай собирали каждый по отдельности, однако хозяйственные работы вели совместно, при этом те, кто занимался своим частным хозяйством в ущерб общей работе или не был способен выплачивать налоги в полной сумме, лишались надела в пользу других членов кооператива. Налоговая политика так же была неунифицированной: так, в Ахтырском районе Сумской области налоги следовало платить зерном, в Мариупольском районе Сталинской области – продуктами, а в Житомирской и Каменец-Подольской областях – зерном и деньгами.
Однако, несмотря на резкое увеличение числа кооперативов (с 1 300 в середине июня до 2 780 в середине августа 1943 г.), безуспешными оказались и призванная «напрячь все силы для восстановления сельского хозяйства» июньская декларация 1943 г. Розенберга, провозглашавшая, что земля признается личной собственностью всех имеющих на нее право, «включая солдат Красной Армии, эвакуированных лиц, лиц, находящихся в плену или на работах в Германии», и идея об укреплении кооперативов путем их дальнейшей механизации, и заявления об­ удвоении надела тех, кто борется против партизан. Кооперативы напоминали видоизмененные колхозы, доходы которых при этом упали без малого в 3 раза по сравнению с довоенным уровнем. У крестьян не было никакого стимула трудиться единолично, так как сельскохозяйственная продукция доставалась оккупационной администрации путем безвозмездного присвоения, номинально прикрываемого правлениями кооперативов. Таким образом к моменту освобождения Украины оказалось уничтожено 28 000 сел, 30 000 колхозов и 1 300 МТС. В сентябре 1943 г. Гитлер, который ещё в июле 1942 г. высказывался за то, чтобы перенять советскую систему организации труда, окончательно «завернул» закон о частной собственности на землю. В это же время в связи с наступлением Красной Армии на Украине была свернута и аграрная реформа. При этом, как отмечает Т. Маллиган, политика нацистов в аграрной области была единственным мероприятием, за котором осуществлялся централизованный контроль.
Помимо вышеуказанных мероприятий в промышленной и аграрной сфере, изменениям подверглась и область финансов. Еще в конце мая 1941 г. в Берлине прошло тайное совещание под руководством рейхсминистра экономики Функа, на­ котором рассматривалось предложение Розенберга по изготовлению фальшивых советских денег в преддверии нападения на СССР для последующего использования их на оккупированной территории. Однако этот план не был реализован, и в первые недели войны с жителями оккупированных территорий расплачивались (если расплачивались) расписками, которые представляли собой пронумерованные проштампованные бланки с печатью ОКВ, заполнялись от руки и обналичиваться должны были у офицеров. Затем в обращение были введены билеты имперских кредитных касс, ходившие на территории оккупированной нацистами Европы.
Первоначально немецкое военное командование и оккупационные власти стремились ограничить трату наличных денег военнослужащими: так, согласно выпущенному в сентябре 1941 г. распоряжению, им разрешалось совершать на оккупированной территории покупки на сумму до 1 000 рейхсмарок, причем даже личные средства в рейхсмарках солдаты обязаны были менять на кредитные билеты. Кроме того, с оккупированной территории запрещался вывоз валюты на сумму более 500 рейхсмарок, а на местных жителей распространялся общегосударственный принцип кредитования в виде добровольно-принудительных займов. В конце 1941­ г. были изданы первые приказы, согласно которым надлежало прекращать прием и выдачу советских рублей, предоставлять в кассы местной администрации все денежные остатки и произвести перерасчет заработных плат на марки из расчета 10 рублей за 1 рейхсмарку (при реальном курсе 2 рубля за 1 рейхсмарку).
После создания рейхскомиссариата Украина перед нацистском руководством встал вопрос о кредитовании мероприятий оккупационной администрации и финансовых операций. По словам американских экспертов, первоначально немецкие власти действовали в области финансов слаженно и грамотно, подминая под себя банки на оккупированной территории и учреждая собственную широкую сеть банков в главных городах каждой бывшей советской области. Центральный банк Украины, созданный по аналогии с таким же банком Остланда в марте 1942 г., находился в столице рейхскомиссариата – Ровно, имел филиалы в Киеве и Днепропетровске и по закону был освобожден от «всех без исключения государственных налогов и пошлин». В виду экономии валюты оккупационные власти предпочли не заменять рубли рейхсмарками или кредитными билетами, суррогатами марок, чтобы они не накапливались в руках населения, а заменить их по курсу­ 1:1 новой валютой – карбованцами, официально обеспечивавшимися рентой со всего украинского земельного фонда. Введение карбованца стало также дополнительной мерой борьбы с оттоком массы кредитных билетов обратно в Европу, так как для этого изначально не было предусмотрено регулирующих механизмов.
Карбованцы были отпечатаны в Германии и вышли в обращение 1 июля 1942 г. Планировалось, что они полностью вытеснят советские денежные знаки. Помимо чисто символического значения карбованцы несли важную финансовую функцию – таким образом немецкие власти планировали переложить на плечи местного населения всю тяжесть инфляции. В конце июля того же года вышло постановление о сдаче всей советской наличности и обмене ее на карбованцы, причем деньги не выдавались на руки, а зачислялись на специальные счета. Лицам, сдавшим советские рубли, выдавалось специальное удостоверение о том, что их средства обменены на карбованцы.
Помимо карбованцев, которые в немецких документах назывались «туземной валютой», законными платежными средствами на Украине оставались рейхсмарки и советские рубли. При этом самыми распространенными банкнотами, ходившими на Украине, по свидетельствам очевидцев, были­ советские 10 рублей и 1 оккупационная марка. Завоз крупных рублевых купюр был строго ограничен, для обращения в обиходе были сохранены банкноты 1 и 3 рубля. В качестве разменных денег на Украине ходили все советские монеты и были разрешены к хождению цинковые немецкие рейхспфенниги, тогда как, к примеру, на некоторых территориях РСФСР власти рассылали личные повестки о сдаче всей звонкой монеты. В 1943 г. планировался выпуск украинских монет (сохранился пробник из железа с гербом, идентичным гербу на алюминиевых монетах ГДР самого первого выпуска). Об их чеканке было офицально объявлено, однако в обращении они так и не появились.
Вместе с тем, нельзя характеризовать политику оккупационных властей как нацеленную исключительно на безвозмедное кредитование. Наряду с программами дебетирования местной экономики, призванными нарастить средства на активных счетах, существовала сберегательная система в виде специальных карточек. Для них имперскими властями выпускались специальные марки, которые приобретались за наличный расчет, а затем наклеивались на карточки. Проценты по ним, тем не менее, не начислялись. Также существовал месячный лимит на перевод средств на Украину и с Украины,­ если резидент работал зарубежом.
Следует, однако, отметить, что при введении новой валюты и, соответственно, осуществлении валютных операций, оккупационными властями были допущены две непростительные ошибки.
Во-первых, рубль, сохраненный в обращении, ходил по обе стороны фронта и пользовался популярностью как надежное денежное средство. Карбованцы же из-за слабой защищенности подделывались настолько активно, что, например, в прифронтовой зоне их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

1). Рассмотреть работу над произведениями крупной формы в младших классах ДМШ.

2). Изучить методы и приёмы работы над крупной формой в младших классах ДМШ.

3). Раскрыть проблемы при работе над крупной формой в младших классах ДМШ.

1. Работа над произведениями крупной формы в младших классах ДМШ

   1. Некоторые аспекты о проблемах работы над произведениями крупной формы.

Целью обучения детей в ДМШ является подготовка в большинстве своём музыкантов-любителей, которые обладают навыками музыкального творчества, могут самостоятельно разобрать и выучить музыкальное произведение любого жанра, свободно владеть инструментом, подобрать любую мелодию и аккомпанемент к ней. Научить музицировать можно любого ученика, имеющего даже весьма средние музыкальные данные. Всё это требует от педагога высокого профессионализма, творческого подхода к обучению ребёнка и большой к нему любви и уважения. Все знания необходимо преподносить по возможности в виде интересной игры. Важно, чтобы ребёнок как бы сам открывал для себя прекрасный язык музыки, пусть даже в простой форме. Как только ребёнок начинает знакомиться с инструментом, надо обращать его слуховое внимание на красоту и различие звуков и созвучий, надо научить его слушать и слышать звуки, соединяющиеся в мелодии. Слышать – это просто слышать окружающие звуки, слушать – это значит прислушиваться к качеству звука, к красоте музыкального звука. Каждый звук должен быть исполнен так, будто он имеет самостоятельную ценность. Очень полезно направить внимание ребёнка на звуки природы, окружающие нас, ведь в них берёт начало всякая музыка.

Практически каждый преподаватель специальных дисциплин в ДМШ понимает, что редкий ученик способен сам, без помощи учителя разобрать произведение. Более того, без активного участия педагога, процесс разбора пьесы растягивается порой на недели. Поэтому на уроке на музицирование и творчество не остаётся времени. В результате выпускник образовательного учреждения – это нередко беспомощный перед нотным текстом ребёнок, который вряд ли когда-нибудь сядет за инструмент (во многом именно по причине страха перед нотами). Это тем более досадно, поскольку год от года рынок нотной литературы пополняется оригинальными изданиями – популярной классикой, современными отечественными и зарубежными шлягерами.

В разработках сонатных аллегро развитие тематического материала экспозиции происходит в разных формах его обновления. Внимание учащихся должно быть направлено на то, что и как развивается и что нового появилось в музыке. В некоторых разработках ученик может увидеть сходство с тематикой заключительной или главной партии, а иногда разработка строится на новом материале, что ведёт к новым ладо-тональным и фактурным преобразованиям.

Репризная часть сонатного аллегро в основном воспроизводит материал экспозиции при тонально изменённых побочной и заключительной партиях. Наличие основной тональности в этих партиях закрепляет в слуховом ощущении ученика цельность охвата формы. Но иногда в исполнении побочных партий репризы, ученик соприкасается с новыми художественными задачами: изменениями в динамике или появлением новых динамических контрастов по сравнению с аналогичным эпизодом в экспозиции.

В большинстве сонатных аллегро коды часто отсутствуют, а их заменяет небольшое дополнение.

Все рассмотренные явления контрастности и единства тематического материала и их исполнительского воплощения при разучивании сонатной формы неразрывно связаны с развитием у ученика чувства целостности, сквозной линии в интерпретации произведения. Решающее значение имеет здесь ощущение ритмически пульсирующей единицы. В сонатных аллегро венских классиков основная пульсация нередко прослушивается уже в самом начале произведения. Одной из важных сторон для достижения целостного исполнения сонатного аллегро является внутренняя настройка ученика на характерный для данного произведения темп. Очень часто при выступлении нестойкое ощущение темпа нарушает целостное исполнение сонатного аллегро. Особенно это часто происходит при смене фактуры, ритмического рисунка или резкого сопоставления динамики.

Изучение кантиленных частей сонат и сонатин, где выразительная мелодия соединяется с относительно несложным гармоническим фоном, связано с умением вести в едином движении мелодическую линию в больших по протяжённости построениях. Владение таким широким мелодическим дыханием позволяет ученику во время ритмических остановок или пауз, при расчленении мелодии разными штрихами, при дроблении на короткие мотивные фигуры сохранять целостную линию её интонационного развития. Однако выразительное исполнение мелодии нельзя рассматривать в отрыве от её фактурного окружения.

При изучении финальных частей циклической сонатной формы используются приёмы проработки сонатных аллегро. Чаще всего последние части сонат венских классиков написаны в форме рондо, где главная тема (рефрен) чередуется с различного характера эпизодами. Тематизм рондо венских классиков носит преимущественно оживлённый песенно-танцевальный характер. Различный жанровый колорит темы и эпизодов позволяет ученику непосредственно воспринять форму в целом и отдельные элементы.

Сочинениям крупной формы свойственно большее, по сравнению с другими произведениями, разнообразие содержания, большие масштабы развития музыкального материала. В связи с этим их исполнение требует от ученика умения мысленно охватывать значительные построения и, при соблюдении единства целого, выявлять характерные особенности отдельных образов и тем. Оно также требует навыков переключения с одной художественной задачи на другую, выдержки, большого объема памяти и внимания.

К

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было платным – так, цена обычной перевязки доходила до 40 карбованцев. Ситуацию усугубляли и карательные действия ведомств Гиммлера по отношению к заболевшим. Так,­ СД уничтожала больных прямо в больницах, а те, кто успевал скрыться, только способствовали распространению инфекционных заболеваний.
Хотя для контроля над оборотом продуктов немецкое руководство выпускало распоряжения, запрещавшие гражданскому населению торговлю и обмен сельскохозяйственными продуктами города с селами, уже приозошел слом прежних механизмов контроля цен и спроса, в первую очередь, из-за массовой скупки товаров отступавшими и эвакуировавшимися и последующего их накопления населением из-за отказа наступавших платить за них реальными деньгами. Неустойчивая экономическая ситуация и опасение возобновления боев спровоцировали переход к бартерным сделкам и, как следствие, вызвали к жизни «черные» рынки, где промышленные товары и награбленные вещи меняли на продовольствие. По свидетельствам очевидцев, на таких рынках продавались вещи, ранее принадлежавшие убитым евреям, а солдаты местных гарнизонов сбывали здесь ворованное армейское имущество. В феврале 1942 г. последовал запрет для военных заниматься торговлей и бартером, а вскоре по приказу К. Китцингера за это была введена смертная казнь, что, однако, не мешало наживаться на нелегальной торговле гражданским­ инстанциям.
Действовали на Украине и продовольственные карточки на различные продукты питания. Карточки эти, больше походившие на почтовые марки, различались по цвету (зеленые – на яйца и сыр, красные – на хлеб, коричневые – на маргарин, голубые – на молоко, синие – на мясо, оранжевые на масло, фиолетовые – на макаронные изделия) и по нормам выдачи (5 граммов, 25 граммов, 62,5 грамма). При этом выдавались они только лицам немецкой национальности – карточки советских граждан (печатались на украинском языке) не несли на себе информацию о норме выдачи, так как паек был фиксированным. На самих карточках были проставлены число и месяц, а на корешке значились фамилия, имя и отчество владельца, год его рождения, домашний адрес, место работы, должность и количество детей до четырнадцати лет, если таковые имелись.
Местные жители, ощутив на себе такую продовольственную политику, старались, насколько это было возможно, утаить от немецкой администрации скот и продукты. За срыв снабжения следовали репрессивные меры. Так, сельскохозяйственный комендант Кременчугского района в своем распоряжении предупреждал, что «если с получением данного распоряжения через 1,5 суток граждане не­ выполнят установленных норм поставок молока и яиц, у них будут отобраны коровы и куры, а эти граждане будут объявлены саботажниками» и при повторном саботаже сдачи молока и яиц «будут расстреляны». За тайный забой крупного рогатого скота сперва налагались штрафы, причем деньги за незаконно убитый скот перечислялись на счет местного коменданта. Впоследствии за подобное нарушение следовала смертная казнь «через публичное повешение». Деньги при этом продолжали взиматься с населения, только теперь они переводились на счет местного банковского отделения.
Для оправдания своей деятельности нацистская администрация обращалась к пропаганде. В 1942 г. коллаборационистская газета «Волынь» опубликовала интересную статью о взаимоотношениях Украины и Европы. В ней говорится, что «с давних пор украинское сельское хозяйство играло важную роль не только в европейском снабжении, но и в мировом хозяйстве», через Украину со времен греков и римлян шли все важные торговые пути, а украинско-немецкие экономические связи исторически обусловлены. Немецкая торговля «следовала, прежде всего, через Бреслау, откуда одна восточная линия вела через Краков и­ Львов до великой Днепровской луки, средняя шла через Владимир до Киева, а южная через Варшаву достигала Орши. Хлеб и сельскохозяйственные продукты шли с Украины прежде всего в Германию, а через ее посредничество и в Западную Европу. Взамен Украина получала немецкие текстильные и металлические изделия, оружие, порох и предметы роскоши».
Данная статья является чрезвычайно показательной не только с пропагандистской, но и с психологической точки зрения.
Во-первых, немецкая администрация показывала свое историческое присутствие на всех оккупированных к тому времени территориях (Польша, Белоруссия, Украина). Во-вторых, оккупационные силы позиционировали себя как первейшего экономического партнера Украины. В-третьих, Украина показывалась как самостоятельный хозяйствующий субъект Восточной Европы, который вел свою независимую финансовую политику. Это, несомненно, было апелляцией к сознанию многих украинцев, для которых вопрос государственности был одним из самых болезненных.
Немецкие власти стремились тем самым показать, что даже в XVII в., когда государства Украина не существовало на карте Европы в принципе и когда ее сотрясали войны и казацкие восстания, на ней держалась­ вся экономика Речи Посполитой, а впоследствии и России, с которой Украина якобы находилась «в колониальных отношениях». В то же время, однако, в выводах украинских экспертов присутствуют некоторые неадекватные реальности разгара Второй мировой войны факты, явно взятые из германской консервативной печати начала ХХ века. Так, ими подчеркивалась близость Украины к торговым путям Берлин-Багдад, Берлин-Восточная Африка, Марсель-Суэцкий канал-Индокитай и т.п., тогда как картина мира к началу 1940-х гг. уже кардинально переменилась.
В том же году газета «Голос Волыни» сообщала, что «немецкая власть упразднила советскую барщину и отдала распоряжение о новом земельном порядке. Каждый работающий крестьянин получает свою землю, ту самую землю, которую большевики у него отобрали». Газета с воодушевлением призывала: «К работе! За Новый строй! Судьба Европы – судьба Украины!». Судьбой большей части Европы в годы Второй мировой войны, как известно, была работа на нужды нацистской Германии.
Наступивший 1942 г. был отмечен массовым развертыванием партизанского движения на оккупированных территориях, которое вскоре поставило под угрозу снабжение, средства­ коммуникации и важные предприятия. В результате вермахт стал испытывать дефицит в продовольствии и фураже, войска были обеспечены хлебом на 80 %, картофелем – на 70 % нормы. Для этого ОКВ в мае 1942 г. распорядилось использовать для охраны сбора урожая дополнительные полицейские соединения, а управление по Четырехлетнему плану в лице Геринга, в августе 1942 г. потребовавшего от восточных оккупированных областей единовременно предоставить более 3 млн. тонн зерна, 120 000 тонн растительного масла и значительное количество другого продовольствия, предложило использовать для этих целей даже части СС. Однако, несмотря на это, как пишет В. Бонусяк, в 1942-1944 гг. немецкие власти вследствие партизанской войны и саботажа местных жителей не получали и половины урожая зерна. О плохом урожае 1942 г. писала даже официальная немецкая газета оккупированной Украины Deutsche Ukraine Zeitung.
Тем не менее, как считает Э. Модсли, за те три урожая 1941-1943 гг., во время которых Украина была оккупирована, наибольшую выгоду немцы получили от урожая 1942 г., поскольку урожай 1941 г. пришелся на разгар боевых действий, а урожай 1943 г. – на отступление с территории СССР. При этом оценка доли украинского­ зерна в общей массе вывезенных с оккупированных восточных территорий злаков рознится: так, если по данным немецкого историка Д. Айхгольца более 94 % аграрной продукции поступали в Германию именно с Украины, то, согласно архивным материалам, статс-секретарь Бакке в 1943 г. отводил Украине 60 % поставок (соответственно 3 млн. тонн из 5 млн. тонн). Несмотря на постоянные диверсии партизан, которые только зимой 1942/43 гг. и только в генеральном округе Волынь лишили оккупационные силы 65 % присвоенного зерна, в распоряжении немецких властей находились значительные резервы зерновых: так, даже в феврале 1944 г. положительный баланс по зерну на Украине достигал 103, а по кормовым злакам – 149 %.
С целью привлечения на свою сторону основного украинского производителя – крестьянина – немецкие власти объявили, что принесли «новый земельный порядок» на территорию Советского Союза. Так, газета «Украинский голос» в 1943 г. отмечала, что, чтобы «поднять интенсивность сельского хозяйства, большевики использовали методы, которые уже были применены ими в промышленности. Крестьянина-колхозника окружили целой бандой надсмотрщиков… Вся эта армия дармоедов жила за­ счет колхозников. Для крестьян были созданы так называемые методы повышенной трудовой дисциплины, которые обязаны были еще в большей мере закрепостить крестьянина. За невыход на работу, за использование колхозного добра, за болезнь скотины колхозник нес не только материальную, но и судебную ответственность». Если сравнить официоз средств массовой информации с документами немецкой администрации, то можно заметить, что разница была лишь в том, что нацисты могли выжать и выжимали из «свободного» украинского крестьянства намного больше, чем все «надсмотрщики» вместе взятые.
В реальности будущее колхозов стало настоящей дилеммой для нацистского руководства, которая обусловила бурную дискуссию по этому поводу: объявить реприватизацию колхозной собственности, как это собирался сделать в Галиции генерал-губернатор Франк, чтобы привлечь население на свою сторону, или перейти к единообразному плану хозяйствования, нацеленному на получение максимальной выгоды? Еще до начала войны германская инстанция, известная как Трудовой штаб особого назначения, выпустила три инструкции по приемке соответственно совхозов, колхозов и МТС. Согласно этим инструкциям, первоочередной­ задачей в первом и втором случаях являлось выяснение количества трудоспособного населения и обслуживающего персонала, наличие семенного фонда, лошадей и имевшегося сельхозинвентаря, а в третьем случае – состояние имевшегося автопарка при сохранении и продолжении работы всех трех хозяйственных подразделений. Для выяснения подробностей в ноябре 1941 г. местным сельскохозяйственным учреждениям была спущена анкета, содержавшая вопросы о количестве агрономов в колхозе, о том, как часто в течение месяца они проверяют состояние хозяйств, как устроено сельскохозяйственное районирование и как решен вопрос с переводчиками. При этом, по словам заместителя Геринга Кёрнера, изменение положения колхозов в лучшую сторону должно было зависеть от ситуации на фронте.
При этом, если колхозы на Правобережной Украине начали стихийно исчезать (в том числе, расформировываться самими местными жителями) сразу после прихода немецких войск, то на Левобережье они продолжали существовать. На фоне сдвигавшегося на Восток фронта и наступившего временного безвластья во многих районах крестьяне начинали сами кроить земельные наделы. Это побудило как высшие, так и местные немецкие органы власти централизовать­ земельную политику. При этом они осознавали, что сохранение колхозов и совхозов, на котором, в частности, настаивал Геринг, с одной стороны, не будет привлекательным для части сельского населения, а их ликвидация, с другой стороны, может стать нежелательным стимулом для отстаивания бывшими колхозниками своих прав. Так, совершивший зимой 1941/42 гг. поездку по Украине статс-секретарь Бакке резко сократить число колхозов и удвоить личные наделы.
Несмотря на то, что уже к осени 1941 г. значительная часть территории Украины находилась в зоне тыла, до февраля 1942 г. в отношении аграрной политики на Украине, считавшейся главным источником продовольственных ресурсов, взаимопонимания не существовало. Кроме того, как отмечалось в официальных немецких публикациях, рейх юридически не являлся правопреемником СССР на оккупированных советских территориях. Это послужило основой достаточно противоречивого тезиса о том, что национализированная при советской власти собственность не будет возвращаться прежним хозяевам, поэтому различным военным и хозяйственным структурам приходилось действовать несогласованно. Так, в Ровенской области из всего урожая одна треть полагалась тем, кто его убирает,­ одна треть – бывшему владельцу земли и одна треть – оккупационной администрации. Однако в Кировоградской области колхозникам было обещано выдавать 3 кг зерна за трудодень, но в итоге немецкие власти давали крестьянам 1 пуд (16,3 кг) с гектара, а остальное отбирали. По подсчетам К. Беркхоффа, при выполнении крестьянами всех немецких норм сдачи зерна, им самим бы доставалось 10 кг некачественного зерна в месяц. Попытка наладить взаимодействие с прежними советскими структурами была более успешной. Так, с самого начала оккупации с немцами начал взаимодействовать Всеукраинский кооперативный союз (Вукоопспiлка), обеспечивавший активный товарооборот с рейхом. Но этого для организации полноценного агрокомплекса было явно недостаточно.
В свете зашедшего в тупик осеннее-зимнего обсуждения земельного вопроса Гитлер, ранее высказывавшийся за ограничение реставрации частного землевладения на Украине и вообще считавший любой передел земли на оккупированных территориях «глупостью», пошел навстречу Розенбергу. Поддержал рейхсминистра и отвественный за экономику Геринг. Приказом от 15 февраля 1942 г. было провозглашено начало аграрной реформы на оккупированных территориях. Ее основным­ автором считается Отто Шиллер, ответственный работник группы по продовольствию и сельскому хозяйству министерства Розенберга.
Первоначально предусматривалось, что она будет состоять из трех этапов, а именно: создание общинных хозяйств, затем создание сельскохозяйственных кооперативов, а уже после – образование единоличных хозяйств. Все мероприятия, по предложению Коха, планировалось завершить к годовщине установления немецкой власти на Украине – 22 июня 1942 г. Однако уже вскоре первым камнем преткновения аграрной реформы стало перераспределение земли в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как впоследствии отмечали в отделе политики руководства рейхскомиссариата Украина, обещаний по поводу аграрных преобразований было дано «больше­ чем надо», и что для колхозников речь теперь идет о «неисполнимых надеждах». При этом, по сведениям полиции безопасности, колхозники относились к обещаниям оккупационной администрации с недоверием (до войны в частных руках находилось всего 1,2 % украинского земельного фонда) и высказывались о том, что не каждый из них готов стать единоличником, тем более что на практике пахота и посевы все равно производились коллективно. Более того – в ходе реформы произошел показательный процесс против отца и сына Дубишевских, жителей села Даничов Ровненской области, начавших настоящую войну с соседями за земельный надел.
Кроме того, как сообщал летом 1942 г. шеф ГФП, множество отставших солдат противника, оказавшихся в немецком тылу, и беглецов не могли получить работу на селе вследствие репрессивной политики немецкой администрации по отношению к чужакам, а также реорганизации сельскохозяйственной системы и, под влиянием слухов о принудительном угоне в Германию, пополняли партизанские отряды. Часть крестьян, как свидетельствуют документы местных управ, отталкивали от немцев моментально распространявшиеся слухи о том, что они «оставят колхозы». Тем не менее, уже в июле­1942 г. было официально объявлено о завершении первого этапа реформы.
Второй этап реформы начался осенью 1942 г. и охватил далеко не все районы Украины, хотя, как сообщала официальная пресса в августе того года, сев прошел на 80 % посевных площадей Украины. На этот раз уже сами гражданские хозяйства было решено преобразовать в кооперативы. По требованию Лейббрандта к весне 1943 г. должны были быть преобразованы 30 %, а к осени того же года – 50 % хозяйств. Как отмечает украинский историк С. Власенко, в кооперативе земля, рогатый скот и инвентарь разделялись между окрестными крестьянскими дворами, а те разукрупнялись, объединяясь по десять дворов (изначально по шесть-восемь хозяйств). Подобная «десятидворка» получала обозначение «агро-опорный пункт» и, в частности, была призвана защищать производство сельскохозяйственной продукции от нападений партизан. Размеры кооператива зависели от плотности населения и климатических особенностей и колебались в зависимости от региона – так, в Винницкой области «десятидворка» получала в ведение 40 га земли. Возможно, распределение земли в данном случае было предназначено для того, чтобы впоследствии заменить украинцев-собственников­ немцами. Объединенные 10-15 «десятидворок» образовывали сельскохозяйственный округ под руководством ла-фюрера. Урожай собирали каждый по отдельности, однако хозяйственные работы вели совместно, при этом те, кто занимался своим частным хозяйством в ущерб общей работе или не был способен выплачивать налоги в полной сумме, лишались надела в пользу других членов кооператива. Налоговая политика так же была неунифицированной: так, в Ахтырском районе Сумской области налоги следовало платить зерном, в Мариупольском районе Сталинской области – продуктами, а в Житомирской и Каменец-Подольской областях – зерном и деньгами.
Однако, несмотря на резкое увеличение числа кооперативов (с 1 300 в середине июня до 2 780 в середине августа 1943 г.), безуспешными оказались и призванная «напрячь все силы для восстановления сельского хозяйства» июньская декларация 1943 г. Розенберга, провозглашавшая, что земля признается личной собственностью всех имеющих на нее право, «включая солдат Красной Армии, эвакуированных лиц, лиц, находящихся в плену или на работах в Германии», и идея об укреплении кооперативов путем их дальнейшей механизации, и заявления об­ удвоении надела тех, кто борется против партизан. Кооперативы напоминали видоизмененные колхозы, доходы которых при этом упали без малого в 3 раза по сравнению с довоенным уровнем. У крестьян не было никакого стимула трудиться единолично, так как сельскохозяйственная продукция доставалась оккупационной администрации путем безвозмездного присвоения, номинально прикрываемого правлениями кооперативов. Таким образом к моменту освобождения Украины оказалось уничтожено 28 000 сел, 30 000 колхозов и 1 300 МТС. В сентябре 1943 г. Гитлер, который ещё в июле 1942 г. высказывался за то, чтобы перенять советскую систему организации труда, окончательно «завернул» закон о частной собственности на землю. В это же время в связи с наступлением Красной Армии на Украине была свернута и аграрная реформа. При этом, как отмечает Т. Маллиган, политика нацистов в аграрной области была единственным мероприятием, за котором осуществлялся централизованный контроль.
Помимо вышеуказанных мероприятий в промышленной и аграрной сфере, изменениям подверглась и область финансов. Еще в конце мая 1941 г. в Берлине прошло тайное совещание под руководством рейхсминистра экономики Функа, на­ котором рассматривалось предложение Розенберга по изготовлению фальшивых советских денег в преддверии нападения на СССР для последующего использования их на оккупированной территории. Однако этот план не был реализован, и в первые недели войны с жителями оккупированных территорий расплачивались (если расплачивались) расписками, которые представляли собой пронумерованные проштампованные бланки с печатью ОКВ, заполнялись от руки и обналичиваться должны были у офицеров. Затем в обращение были введены билеты имперских кредитных касс, ходившие на территории оккупированной нацистами Европы.
Первоначально немецкое военное командование и оккупационные власти стремились ограничить трату наличных денег военнослужащими: так, согласно выпущенному в сентябре 1941 г. распоряжению, им разрешалось совершать на оккупированной территории покупки на сумму до 1 000 рейхсмарок, причем даже личные средства в рейхсмарках солдаты обязаны были менять на кредитные билеты. Кроме того, с оккупированной территории запрещался вывоз валюты на сумму более 500 рейхсмарок, а на местных жителей распространялся общегосударственный принцип кредитования в виде добровольно-принудительных займов. В конце 1941­ г. были изданы первые приказы, согласно которым надлежало прекращать прием и выдачу советских рублей, предоставлять в кассы местной администрации все денежные остатки и произвести перерасчет заработных плат на марки из расчета 10 рублей за 1 рейхсмарку (при реальном курсе 2 рубля за 1 рейхсмарку).
После создания рейхскомиссариата Украина перед нацистском руководством встал вопрос о кредитовании мероприятий оккупационной администрации и финансовых операций. По словам американских экспертов, первоначально немецкие власти действовали в области финансов слаженно и грамотно, подминая под себя банки на оккупированной территории и учреждая собственную широкую сеть банков в главных городах каждой бывшей советской области. Центральный банк Украины, созданный по аналогии с таким же банком Остланда в марте 1942 г., находился в столице рейхскомиссариата – Ровно, имел филиалы в Киеве и Днепропетровске и по закону был освобожден от «всех без исключения государственных налогов и пошлин». В виду экономии валюты оккупационные власти предпочли не заменять рубли рейхсмарками или кредитными билетами, суррогатами марок, чтобы они не накапливались в руках населения, а заменить их по курсу­ 1:1 новой валютой – карбованцами, официально обеспечивавшимися рентой со всего украинского земельного фонда. Введение карбованца стало также дополнительной мерой борьбы с оттоком массы кредитных билетов обратно в Европу, так как для этого изначально не было предусмотрено регулирующих механизмов.
Карбованцы были отпечатаны в Германии и вышли в обращение 1 июля 1942 г. Планировалось, что они полностью вытеснят советские денежные знаки. Помимо чисто символического значения карбованцы несли важную финансовую функцию – таким образом немецкие власти планировали переложить на плечи местного населения всю тяжесть инфляции. В конце июля того же года вышло постановление о сдаче всей советской наличности и обмене ее на карбованцы, причем деньги не выдавались на руки, а зачислялись на специальные счета. Лицам, сдавшим советские рубли, выдавалось специальное удостоверение о том, что их средства обменены на карбованцы.
Помимо карбованцев, которые в немецких документах назывались «туземной валютой», законными платежными средствами на Украине оставались рейхсмарки и советские рубли. При этом самыми распространенными банкнотами, ходившими на Украине, по свидетельствам очевидцев, были­ советские 10 рублей и 1 оккупационная марка. Завоз крупных рублевых купюр был строго ограничен, для обращения в обиходе были сохранены банкноты 1 и 3 рубля. В качестве разменных денег на Украине ходили все советские монеты и были разрешены к хождению цинковые немецкие рейхспфенниги, тогда как, к примеру, на некоторых территориях РСФСР власти рассылали личные повестки о сдаче всей звонкой монеты. В 1943 г. планировался выпуск украинских монет (сохранился пробник из железа с гербом, идентичным гербу на алюминиевых монетах ГДР самого первого выпуска). Об их чеканке было офицально объявлено, однако в обращении они так и не появились.
Вместе с тем, нельзя характеризовать политику оккупационных властей как нацеленную исключительно на безвозмедное кредитование. Наряду с программами дебетирования местной экономики, призванными нарастить средства на активных счетах, существовала сберегательная система в виде специальных карточек. Для них имперскими властями выпускались специальные марки, которые приобретались за наличный расчет, а затем наклеивались на карточки. Проценты по ним, тем не менее, не начислялись. Также существовал месячный лимит на перевод средств на Украину и с Украины,­ если резидент работал зарубежом.
Следует, однако, отметить, что при введении новой валюты и, соответственно, осуществлении валютных операций, оккупационными властями были допущены две непростительные ошибки.
Во-первых, рубль, сохраненный в обращении, ходил по обе стороны фронта и пользовался популярностью как надежное денежное средство. Карбованцы же из-за слабой защищенности подделывались настолько активно, что, например, в прифронтовой зоне их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

Дело здесь в том, что эти произведения больше по объему и простроены они по более сложным законам музыкальной формы. Композитор, создавая рондо, сонату, вариации всегда придерживается более строгих правил построения. Трудно представить музыкальное произведение, которое не делилось бы на части. Самое простое средство придать потоку музыкальных звуков определенную форму - это повторение. Например, слушая песню, даже не различая слов, мы ясно слышим границы между куплетами именно потому, что в каждом куплете повторяется одна и та же мелодия. Однако, если в музыке будет бесконечно повторяться одна и та же тема, то такое произведение быстро утомит слушателя. Также очень сложно воспринимать музыку, в которой появляются все новые и новые мелодии без какой-либо системы. Поэтому в музыкальных произведениях обычно чередуются уже знакомые музыкальные мысли с новыми. На этом принципе основано построение музыкальных произведений крупной формы: рондо, сонат, вариаций.

ВАРИАЦИИ.

Среди произведений крупной формы в педагогическом репертуаре видное место занимают вариационные циклы. Своеобразие их в том, что они заключают в себе также черты пьес малой формы. Поэтому ученик, работая над вариациями приобретает особенно разнообразные исполнительские навыки. Подобно миниатюре каждая отдельная вариация требует лаконизма выражения, умения в не многом сказать многое.

Уже говорилось, что, если музыка много раз повторяется и не изменяется, то её слушать не очень интересно. Поэтому в музыкальном произведении часто применяется видоизмененное или варьированное повторение. На этом принципе складываются вариации.

Форма вариаций родилась в XVI веке. Вариации произошли от народной музыки. Можно представить, как народный умелец -музыкант играл на рожке, дудке или скрипке мелодию какой-нибудь песни, и каждый раз мотив этой песни повторялся, но звучал по-новому, обогащаясь новыми подголосками, интонациями: видоизменялся ритм, темп, отдельные обороты мелодии. Так появились вариации на песенные и плясовые темы.

Трудность в работе над вариациями заключается в сочетании отдельных вариаций в единое целое. Цельность достигается тематическим единством. В некоторых произведениях варьируется мелодия темы, в других она остается неизменной, и меняется лишь гармония и фактура. Нередко оба эти принципа совмещаются в одном и том же произведении. Ученик должен знать, какой из двух принципов положен в основу разучиваемого им сочинения и уметь находить в каждой вариации тему или её элементы. Это помогает осознанно отнестись к разбору текста и глубже проникнуть в содержание музыки. Так же большое значение имеют цезуры между вариациями. Цезурами можно разъединить вариации или, наоборот, объединить их в единое целое. Можно цезурой подчеркнуть значение отдельных вариаций.

РОНДО.

Теперь о рондо. Слово «рондо»— французское. В переводе на русский оно означает круг, хоровод. Название этой формы пришло из средневековой Франции. Там «рондами» называли хороводные песни. В песне есть запев и припев. Исполнялись они так: запев пел один из участников хоровода, а припев — все вместе. Но в отличие от простой песни, куплеты в этих хороводных песнях каждый раз пелись на новый мотив, а припев оставался неизменным. И вторым отличием от простой песни было то, что рондо начиналось не с запева, а с припева.Итак, форму рондо можно воспринимать в виде песни, которая начинается с припева. Этот припев (рефрен) повторяется неизменно, а куплеты (эпизоды) имеют разное мелодическое содержание. Припев (рефрен) объединят рондо в единое целое.

СОНАТА И СОНАТИНА.

Большое значение для развития ученика имеет работа над сонатой —как одной из самых важных форм музыкальной литературы. Подготовительным этапом к сонатам служат сонатины.

Соната — наиболее сложное по форме произведение. Сонату можно сравнить с литературным романом или повестью. Подобно роману или повести, соната "населена" различными "героями" — музыкальными темами. Темы эти не просто следуют одна за другой, а взаимодействуют, влияют друг на друга, а иногда и вступают в конфликт. Наибольшей напряженностью и остротой отличаются части сонаты, написанные в форме сонатного аллегро. Развитие музыки в этих частях можно сравнить с театральным действом. В начале композитор знакомит нас с основными действующими лицами — музыкальными темами. Большей частью они бывают контрастными по характеру. Это завязка драмы (экспозиция). За тем действие развивается, обострятся, достигает вершины. Это — разработка, наиболее конфликтный раздел. Темы героев показываются с неожиданных сторон. Они могут расчленяться на короткие мотивы, сталкиваются, переплетаются, видоизменяются, борются одна с другой. Конфликт достигает в разработке наивысшей точки. Такой конфликт требует разрядки, примирения. Их приносит реприза. Это итог всех действий. Звучат темы, с которыми мы встречались в экспозиции, но определенные герои вышли победителями в этой борьбе и приобрели, может быть, большее значение, поэтому реприза содержит повторение музыки экспозиции, но не дословное, а видоизмененное. Очень важно установить новые черты в звучании главной и побочной партий, решить, какой образ приобрел большее значение, проанализировать все изменения, которые произошли в репризе по сравнению с экспозицией. Эти изменения затрагивают а первую очередь область тональных соотношений. Если в экспозиции главная и побочная партии тонально противопоставляются, то есть звучат в разных тональностях, то в репризе они обычно звучат в одной тональности (основной тональности произведения). К трём основным разделам сонатного аллегро часто присоединяется четвертый, заключительный раздел — кода. В ней проходят отрывки наиболее важных тем, ещё раз утверждается "победившая" тональность. Важнейшие две музыкальные темы —главная и побочная партия. Между главной и побочной расположена связующая, её значение — осуществлять переход от главной к побочной. Завершается экспозиция, а так же реприза заключительной партией. Из самого названия этой партии следует её утвердительно-обобщающий характер. Связующая и заключительная партии могут обладать новыми собственными темами. Но не редко они строятся на материале двух важнейших тем — главной и побочной партий.

Классический сонатный цикл сложился во второй половине XVIII века. Сонаты писали и пишут многие композиторы, начиная с Корелли (XVII век) и до наших дней. Зародившись в творчестве И.С. Баха и его сыновей, Д. Скарлатти, сонатная форма окончательно откристаллизовалась в сочинениях Й. Гайдна, В. Моцарта. Своё наивысшее выражение сонатная форма нашла в произведениях Бетховена.

Конечно, не все сонатины и сонаты, изучаемые в ДМШ, соответствуют классической форме сонатного аллегро. В них может не быть достаточно развитой разработки. При исполнении сонатин и сонат появляется основная трудность воплощения сонатной формы: выявление контрастных образов и, наряду с этим, соблюдение единства целого.

Работая в классе над крупной формой, надо познакомить ученика с биографией композитора, с его творчеством и его эпохой. Определяются границы главной и побочной партий, находятся связующая и заключительная. Разбираются фразы, предложения, интонации, штрихи, артикуляция, аппликатура —всё то, что поможет определить художественно-выразительное значение тем-образов, а так же определить при помощи чего они связаны: их тональности, модуляции и исключения. В разработке анализируется музыкальный материал, то есть определяют какие темы взять для развития. Это могут быть главная, побочная или совершенно новая тема; определяются тональности, отклонения, модуляции. В репризе определяются сходство и различия с экспозицией. От ученика требуется быстрота слуховой реакции на происходящие в музыке частые смены образных состояний, особенно важна мгновенная исполнительская перестройка, а также выдержка, выносливость, эмоциональная приподнятость и душевный подъем. При исполнении сонаты важно достигнуть темпового единства. Без этого произведение может рассыпаться на отдельные построения. Необходимо ощущать ритмический пульс на протяжении всего сочинения, точно соблюдать паузы.

Многие сонаты можно представить в оркестровом исполнении. Ученик должен иметь представление о звучании симфонического оркестра и о тембрах различных инструментах. Следует разобрать с учеником, какому инструменту или группе инструментов можно поручить данную партию, а в каком месте требуется звучание целого оркестра.

Соната даёт огромные возможности композитору для того, чтобы отразить глубину душевного мира человека, драматических ситуаций. Соната способна в большей мере, чем другие формы, отражать диалектику реального мира.

Тем, кто начинает учиться музыке, приходиться иметь дело не с сонатами, а с сонатинами. Слово "Сонатина" - означает "маленькая соната". Она меньше настоящей сонаты по размерам, а, кроме того, легче технически, более проста по содержанию. Классические сонатины знакомят учащихся с особенностями музыкального языка периода классицизма, воспитывают чувство классической формы, ритмическую устойчивость исполнения. Малейшая неточность звукоизвлечения, невнимание к штрихам, передерживание или недодерживание отдельных звуков становятся в них особенно заметными и непримиримыми. Поэтому, классические сонатины очень полезны для воспитания таких качеств, как ясность и точность выполнения всех деталей текста.

1. Методы и приемы работы над крупной формой в младших классах ДМШ

При работе над произведениями крупной формы педагог вместе сучеником проходит те же этапы работы, как и при работе над любым другим произведением: краткий музыкально–теоретический анализ произведения, этап работы над деталями (подробное изучение авторского текста), этап оформления произведения, пробные проигрывания, занятия музыканта без инструмента (работа в уме, в представлении), занятия с использованием «дирижёрского» метода работы, метода ассоциаций и на конечном этапе— метода исполнения произведения целиком, приобретающего характер сценического выступления. В соответствии с этими этапами работы над произведением творческий процесс над музыкальным образом составляет «четыре стадии: синтетический охват (на этапе ознакомления), развёрнутый анализ авторского текста (на этапе работы над деталями), синтетический дифференцированный охват (на этапе оформления) и синтез высшего порядка (на этапе подготовки к сценическому воплощению)».[6]. «На этапе ознакомления с произведением цель педагогической деятельности состоит в развитии синтетического мышления у учащихся-инструменталистов, формировании установки на создание первоначального симультанного образа пьесы, что потребует расширения интеллектуального фона школьников и обогащения их музыкального багажа» [8]. Краткий музыкально–теоретический анализ произведения будет способствовать быстрому ориентированию ученика в работе над произведением. Этап работы над деталями подразумевает подробное изучение авторского текста и потребует активной аналитической деятельности сознания школьника. Изучение нотной записи проясняет процессы развития произведения, уточняет внутреннеслуховое представление ученика о каждой грани образа, учит понимать и ценить роль отдельных средств музыкальной выразительности. Развёрнутый анализ авторского текста предусматривает слуховое и исполнительское изучение мелодии, ритма, гармонии, динамики, тембра, фактуры, но не изолированно, а в тесной взаимосвязи друг с другом. На этапе оформления произведения деятельность исполнителя должна быть направлена на достижение целостности исполнения. Это зависит от умения обобщать музыкальный материал, объединять выученные детали в цельный организм. Здесь используются пробные проигрывания произведения целиком, занятия в «представлении», дирижирование и привлечение ассоциаций, связанных с пространственными видами искусств. Пробные проигрывания произведения целиком и по частям позволят исполнителю откорректировать детали сочинения, устранить неточности, обнаружить недостатки игры. Работа в «уме» приводит к активизации фантазии музыканта, помогает разобраться в эмоциональной и динамической весомости каждого фрагмента произведения. С.Е.Фейнберг призывает исполнителей к постоянной тренировке внутреннего слуха, благодаря которой форма произведения обретает необходимую стройность и упорядоченность всех элементов между собой» (Фейнберг С.Е. «Пианизм как искусство»). Дирижирование помогает объять всё произведение «одним круговым движением, непрерывной дуговой нитью» (Е. Коланд), передать безостановочное течение звукового потока, будет способствовать стройности формы произведения. Метод ассоциаций широко использовали в педагогической практике Ф. Бузони, Г.Г. Нейгауз и С.Е.Фейнберг. Сравнивая экспозицию сонатного аллегро венских классиков с «фасадом здания», С. Е. Фейнберг формировал в сознании учащихся представление о ней как о «цельной нерасторжимой в пространстве данности» которую нельзя разъять во времени, относя отдельные темы к настоящему, прошедшему или будущему. Таким образом, на этапе оформления произведения работа исполнителя должна быть направлена на достижение монолитности исполнения сочинения. Цель заключительного этапа работы над произведением состоит в достижении уровня «эстетической завершённости» (М.М. Бахтеев). А.П. Щапов призывал школьников придавать исполнению произведения от начала до конца характер концертной репетиции, настоящего сценического выступления, а не просто пробы, «с полной мобилизацией душевных сил и чувственной ответственности», как на концерте. Исполнение произведения целиком развивает эмоциональную выносливость, укрепляет слуховое внимание, сосредоточенность, двигательную свободу, техническую выдержку. Помимо исполнения произведения целиком, другим методом при работе над произведением являются занятия в представлении. Р.Шуман советовал молодым исполнителям до выступления на сцене тренировать способность свободно представлять музыку мысленно, без помощи инструмента. «Только таким образом откроются внутренние источники, появятся всё большие ясность и чистота», — считал он. Н.К. Метнер рекомендовал исполнителям чередовать в перерывах между сценическими выступлениями занятия на инструменте с мысленной проверкой выученных произведений. Он был убеждён, что внутреннеслуховое исполнение, или «медитация», поможет музыканту ясно ощутить линии формы сочинения, контролировать слухом формы в целом. «Пианист может представить пьесу в целостном, завершённом виде…как бы уже написанной или исполненной».

Музыка – это искусство слуховых впечатлений. Именно на основе слуховых впечатлений создаётся представление о различных музыкальных явлениях. Общение с музыкой всегда окрашено определённым чувством, которое ведёт не только к переживаниям, но и к осмыслению её содержания. «Слушая, мы не только чувствуем или испытываем те или иные состояния, но и … производим отбор, оцениваем, следовательно, мыслим.» [5] Творческий облик пианиста зависит от его кругозора, от запаса общих и музыкально -теоретических знаний. «В исполнительском искусстве творческую фантазию сможет проявить тот, кто обладает большим музыкальным опытом, больше знает разнохарактерной музыки, разучил большее количество музыкальных произведений.» «Надо и много знать, и много понимать не только в музыке, но и в том произведении, которое слушаешь, а над которым работаешь – тем более».

Раскрытие художественного образа является основной и самой главной проблемой исполнительского искусства. От качественного уровня творческих и профессиональных возможностей зависит эстетическая интерпретация исполняемого произведения. Процесс познания образа опирается на глубокое исследование нотного текста произведения, формы, музыкального языка и стиля. С течением времени происходит эволюция музыкального языка. Каждая эпоха отмечает ранее незамеченные черты и интонации музыкального образа. Возникают новые средства выразительности, которые расширяют мировоззрение, обогащают слуховой опыт и тем самым активизируют продуктивную деятельность слухового воображения исполнителя. «Яркое, достоверное, убедительное воплощение музыкального произведения в реальном звучании и вынесение его на суд слушателей является главной целью пианиста.»[5]

Говоря о стиле произведения, надо понимать, что же подразумевается под этим понятием. «С теоретической точки зрения стиль – это «единство системно организованных элементов музыкального языка, обусловленных единством системы музыкального мышления. (М. Михайлов) Для исполнителя и слушателя - это созданный композитором смысловой мир, мир его чувств и идей, породивший свой особый «план выражения» (Р.Барт), то есть всё то, что отличает музыку одного композитора от музыки другого.» Умение выявить это отличие и отразить его в своём исполнении — это главная задача музыканта-исполнителя. «Понимание индивидуальных стилистических черт композитора — вот что необходимо прежде всего исполнителю… Он должен понимать, что каждое стилевое образование имеет свои особенности, присущие только ему определённые формы и черты, и его нельзя смешивать с другими произвольно по своему желанию… Одно ясно: исполнять Баха надо иначе, чем Моцарта, а Моцарта иначе, чем Бетховена, Бетховена же иначе, чем Шумана или Шопена и т. д. И это «иначе» относится как к пониманию характера исполняемого произведения, так и к пониманию стиля данного композитора, данного художественного направления, а иногда даже стиля всей эпохи».

1. Проблемы при работе над крупной формой в младших классах

Ставятся задачи цельности построения. Границы главной и побочной партий, границы разработки, репризы. В младших классах много вариаций, где единое сквозное развитие (в отличие от ранних сонатин с замкнутой формой) и очень важна цезура (Д.Кабалевский).

В сонатной форме встречаются различные формы разработки и репризы. Важно искать и находить близость к оркестровым краскам у Моцарта и Гайдна.

Если руки в конце игры утомляются, нужно следить за экономным расходованием энергии. Зажатые, изолированные пальцы – облегчать вес рук, чередовать напряжение с расслаблением. Использовать упражнения: «встряхивание градусника», «покачивание» (Шмидт-Шкловская, «О воспитании пианистических навыков»). К старшим классам ученик должен приобрести больше навыков пианистических движений. Многообразие фактуры – многообразие приемов. Очень сложна проблема кантиленного звучания, особенно в произведениях И.С. Баха.

Ученик должен владеть несколькими видами legato и non legato в зависимости от фактуры (ноктюрны, где протяженный звук – абсолютное legatissimo, перенос тяжести на кончики пальцев). Более легкое legato исполняется тоже чуть вытянутыми пальцами, не заточенными, но очень чуткими.

Non legato – хорошее сцепление с клавишей. Если в кантилене кисть идет за пальцами, на non legato должна существовать кистевая рессора. Техника педали на кантилене должна быть особенная (чаще связующая).

Staccato-martelato — точный удар в середину клавиши.

Staccato легкое — особенно часто применяется в первых частях классических сонат, без лишних движений.

Staccato-piccicato – мелодия легатную линию сохраняет, но при этом пальцы идут как бы «под себя». Пример – Бертини «Этюд № 7».

Важна техника аккордов: ученик должен услышать каждый звук аккорда.

Аккомпанементы, представляющие определенную трудность при исполнении:

1. Альбертиевы басы. Сложность таится в первом пальце. Аккорд пятым-третьим пальцами, первый палец легко, не поднимая кисть, не должно быть мышечного напряжения в плече. В дальнейшем первый палец не нужен, пятый – с хорошим выбросом к нему, учить в очень медленном темпе.

2. Маркизные-октавные басы. Главная роль уделяется пятому пальцу.

3. Барабанный бас – остинатная фигура. Главное – слушать ровность, слышать мелодию и бас.

4. Аккомпанемент в романтическом изложении (ноктюрны) – маленькое покачивание к басу в быстром темпе. Последнюю долю в такте дослушивать. Важен точный подбор аппликатуры.

5. Вальсовый аккомпанемент: аккорд – отзвук баса. Вход сверху на бас, движение по эллипсу.

Часто технические ошибки коренятся в ритме, особенно пунктирном. Чисто двигательные ощущения: короткая нота легче, чем длинная, на нее нет специального движения.

Чем длиннее нота, тем позднее берется педаль. Упражнения: связь одного звука с терцией аккорда, с четвертой, с пятой ступенью и т.д. (педальные упражнения Е.Гнесиной, прелюдия Тетцеля). Связующая педаль берется в «Старинной французской песне», в пьесе «Болезнь куклы» П. И. Чайковского. Прямая педаль применяется в танцевальной музыке.

Принципы игры с педалью:

1) одна гармония – одна педаль; связывание — с задержанием (Р.Шуман - «Романс»);

2) на прозрачной фактуре – прозрачная педаль в классике, пауза требует беспедальной игры;

3) руки и ноги перед паузой снимать вместе;

4

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было платным – так, цена обычной перевязки доходила до 40 карбованцев. Ситуацию усугубляли и карательные действия ведомств Гиммлера по отношению к заболевшим. Так,­ СД уничтожала больных прямо в больницах, а те, кто успевал скрыться, только способствовали распространению инфекционных заболеваний.
Хотя для контроля над оборотом продуктов немецкое руководство выпускало распоряжения, запрещавшие гражданскому населению торговлю и обмен сельскохозяйственными продуктами города с селами, уже приозошел слом прежних механизмов контроля цен и спроса, в первую очередь, из-за массовой скупки товаров отступавшими и эвакуировавшимися и последующего их накопления населением из-за отказа наступавших платить за них реальными деньгами. Неустойчивая экономическая ситуация и опасение возобновления боев спровоцировали переход к бартерным сделкам и, как следствие, вызвали к жизни «черные» рынки, где промышленные товары и награбленные вещи меняли на продовольствие. По свидетельствам очевидцев, на таких рынках продавались вещи, ранее принадлежавшие убитым евреям, а солдаты местных гарнизонов сбывали здесь ворованное армейское имущество. В феврале 1942 г. последовал запрет для военных заниматься торговлей и бартером, а вскоре по приказу К. Китцингера за это была введена смертная казнь, что, однако, не мешало наживаться на нелегальной торговле гражданским­ инстанциям.
Действовали на Украине и продовольственные карточки на различные продукты питания. Карточки эти, больше походившие на почтовые марки, различались по цвету (зеленые – на яйца и сыр, красные – на хлеб, коричневые – на маргарин, голубые – на молоко, синие – на мясо, оранжевые на масло, фиолетовые – на макаронные изделия) и по нормам выдачи (5 граммов, 25 граммов, 62,5 грамма). При этом выдавались они только лицам немецкой национальности – карточки советских граждан (печатались на украинском языке) не несли на себе информацию о норме выдачи, так как паек был фиксированным. На самих карточках были проставлены число и месяц, а на корешке значились фамилия, имя и отчество владельца, год его рождения, домашний адрес, место работы, должность и количество детей до четырнадцати лет, если таковые имелись.
Местные жители, ощутив на себе такую продовольственную политику, старались, насколько это было возможно, утаить от немецкой администрации скот и продукты. За срыв снабжения следовали репрессивные меры. Так, сельскохозяйственный комендант Кременчугского района в своем распоряжении предупреждал, что «если с получением данного распоряжения через 1,5 суток граждане не­ выполнят установленных норм поставок молока и яиц, у них будут отобраны коровы и куры, а эти граждане будут объявлены саботажниками» и при повторном саботаже сдачи молока и яиц «будут расстреляны». За тайный забой крупного рогатого скота сперва налагались штрафы, причем деньги за незаконно убитый скот перечислялись на счет местного коменданта. Впоследствии за подобное нарушение следовала смертная казнь «через публичное повешение». Деньги при этом продолжали взиматься с населения, только теперь они переводились на счет местного банковского отделения.
Для оправдания своей деятельности нацистская администрация обращалась к пропаганде. В 1942 г. коллаборационистская газета «Волынь» опубликовала интересную статью о взаимоотношениях Украины и Европы. В ней говорится, что «с давних пор украинское сельское хозяйство играло важную роль не только в европейском снабжении, но и в мировом хозяйстве», через Украину со времен греков и римлян шли все важные торговые пути, а украинско-немецкие экономические связи исторически обусловлены. Немецкая торговля «следовала, прежде всего, через Бреслау, откуда одна восточная линия вела через Краков и­ Львов до великой Днепровской луки, средняя шла через Владимир до Киева, а южная через Варшаву достигала Орши. Хлеб и сельскохозяйственные продукты шли с Украины прежде всего в Германию, а через ее посредничество и в Западную Европу. Взамен Украина получала немецкие текстильные и металлические изделия, оружие, порох и предметы роскоши».
Данная статья является чрезвычайно показательной не только с пропагандистской, но и с психологической точки зрения.
Во-первых, немецкая администрация показывала свое историческое присутствие на всех оккупированных к тому времени территориях (Польша, Белоруссия, Украина). Во-вторых, оккупационные силы позиционировали себя как первейшего экономического партнера Украины. В-третьих, Украина показывалась как самостоятельный хозяйствующий субъект Восточной Европы, который вел свою независимую финансовую политику. Это, несомненно, было апелляцией к сознанию многих украинцев, для которых вопрос государственности был одним из самых болезненных.
Немецкие власти стремились тем самым показать, что даже в XVII в., когда государства Украина не существовало на карте Европы в принципе и когда ее сотрясали войны и казацкие восстания, на ней держалась­ вся экономика Речи Посполитой, а впоследствии и России, с которой Украина якобы находилась «в колониальных отношениях». В то же время, однако, в выводах украинских экспертов присутствуют некоторые неадекватные реальности разгара Второй мировой войны факты, явно взятые из германской консервативной печати начала ХХ века. Так, ими подчеркивалась близость Украины к торговым путям Берлин-Багдад, Берлин-Восточная Африка, Марсель-Суэцкий канал-Индокитай и т.п., тогда как картина мира к началу 1940-х гг. уже кардинально переменилась.
В том же году газета «Голос Волыни» сообщала, что «немецкая власть упразднила советскую барщину и отдала распоряжение о новом земельном порядке. Каждый работающий крестьянин получает свою землю, ту самую землю, которую большевики у него отобрали». Газета с воодушевлением призывала: «К работе! За Новый строй! Судьба Европы – судьба Украины!». Судьбой большей части Европы в годы Второй мировой войны, как известно, была работа на нужды нацистской Германии.
Наступивший 1942 г. был отмечен массовым развертыванием партизанского движения на оккупированных территориях, которое вскоре поставило под угрозу снабжение, средства­ коммуникации и важные предприятия. В результате вермахт стал испытывать дефицит в продовольствии и фураже, войска были обеспечены хлебом на 80 %, картофелем – на 70 % нормы. Для этого ОКВ в мае 1942 г. распорядилось использовать для охраны сбора урожая дополнительные полицейские соединения, а управление по Четырехлетнему плану в лице Геринга, в августе 1942 г. потребовавшего от восточных оккупированных областей единовременно предоставить более 3 млн. тонн зерна, 120 000 тонн растительного масла и значительное количество другого продовольствия, предложило использовать для этих целей даже части СС. Однако, несмотря на это, как пишет В. Бонусяк, в 1942-1944 гг. немецкие власти вследствие партизанской войны и саботажа местных жителей не получали и половины урожая зерна. О плохом урожае 1942 г. писала даже официальная немецкая газета оккупированной Украины Deutsche Ukraine Zeitung.
Тем не менее, как считает Э. Модсли, за те три урожая 1941-1943 гг., во время которых Украина была оккупирована, наибольшую выгоду немцы получили от урожая 1942 г., поскольку урожай 1941 г. пришелся на разгар боевых действий, а урожай 1943 г. – на отступление с территории СССР. При этом оценка доли украинского­ зерна в общей массе вывезенных с оккупированных восточных территорий злаков рознится: так, если по данным немецкого историка Д. Айхгольца более 94 % аграрной продукции поступали в Германию именно с Украины, то, согласно архивным материалам, статс-секретарь Бакке в 1943 г. отводил Украине 60 % поставок (соответственно 3 млн. тонн из 5 млн. тонн). Несмотря на постоянные диверсии партизан, которые только зимой 1942/43 гг. и только в генеральном округе Волынь лишили оккупационные силы 65 % присвоенного зерна, в распоряжении немецких властей находились значительные резервы зерновых: так, даже в феврале 1944 г. положительный баланс по зерну на Украине достигал 103, а по кормовым злакам – 149 %.
С целью привлечения на свою сторону основного украинского производителя – крестьянина – немецкие власти объявили, что принесли «новый земельный порядок» на территорию Советского Союза. Так, газета «Украинский голос» в 1943 г. отмечала, что, чтобы «поднять интенсивность сельского хозяйства, большевики использовали методы, которые уже были применены ими в промышленности. Крестьянина-колхозника окружили целой бандой надсмотрщиков… Вся эта армия дармоедов жила за­ счет колхозников. Для крестьян были созданы так называемые методы повышенной трудовой дисциплины, которые обязаны были еще в большей мере закрепостить крестьянина. За невыход на работу, за использование колхозного добра, за болезнь скотины колхозник нес не только материальную, но и судебную ответственность». Если сравнить официоз средств массовой информации с документами немецкой администрации, то можно заметить, что разница была лишь в том, что нацисты могли выжать и выжимали из «свободного» украинского крестьянства намного больше, чем все «надсмотрщики» вместе взятые.
В реальности будущее колхозов стало настоящей дилеммой для нацистского руководства, которая обусловила бурную дискуссию по этому поводу: объявить реприватизацию колхозной собственности, как это собирался сделать в Галиции генерал-губернатор Франк, чтобы привлечь население на свою сторону, или перейти к единообразному плану хозяйствования, нацеленному на получение максимальной выгоды? Еще до начала войны германская инстанция, известная как Трудовой штаб особого назначения, выпустила три инструкции по приемке соответственно совхозов, колхозов и МТС. Согласно этим инструкциям, первоочередной­ задачей в первом и втором случаях являлось выяснение количества трудоспособного населения и обслуживающего персонала, наличие семенного фонда, лошадей и имевшегося сельхозинвентаря, а в третьем случае – состояние имевшегося автопарка при сохранении и продолжении работы всех трех хозяйственных подразделений. Для выяснения подробностей в ноябре 1941 г. местным сельскохозяйственным учреждениям была спущена анкета, содержавшая вопросы о количестве агрономов в колхозе, о том, как часто в течение месяца они проверяют состояние хозяйств, как устроено сельскохозяйственное районирование и как решен вопрос с переводчиками. При этом, по словам заместителя Геринга Кёрнера, изменение положения колхозов в лучшую сторону должно было зависеть от ситуации на фронте.
При этом, если колхозы на Правобережной Украине начали стихийно исчезать (в том числе, расформировываться самими местными жителями) сразу после прихода немецких войск, то на Левобережье они продолжали существовать. На фоне сдвигавшегося на Восток фронта и наступившего временного безвластья во многих районах крестьяне начинали сами кроить земельные наделы. Это побудило как высшие, так и местные немецкие органы власти централизовать­ земельную политику. При этом они осознавали, что сохранение колхозов и совхозов, на котором, в частности, настаивал Геринг, с одной стороны, не будет привлекательным для части сельского населения, а их ликвидация, с другой стороны, может стать нежелательным стимулом для отстаивания бывшими колхозниками своих прав. Так, совершивший зимой 1941/42 гг. поездку по Украине статс-секретарь Бакке резко сократить число колхозов и удвоить личные наделы.
Несмотря на то, что уже к осени 1941 г. значительная часть территории Украины находилась в зоне тыла, до февраля 1942 г. в отношении аграрной политики на Украине, считавшейся главным источником продовольственных ресурсов, взаимопонимания не существовало. Кроме того, как отмечалось в официальных немецких публикациях, рейх юридически не являлся правопреемником СССР на оккупированных советских территориях. Это послужило основой достаточно противоречивого тезиса о том, что национализированная при советской власти собственность не будет возвращаться прежним хозяевам, поэтому различным военным и хозяйственным структурам приходилось действовать несогласованно. Так, в Ровенской области из всего урожая одна треть полагалась тем, кто его убирает,­ одна треть – бывшему владельцу земли и одна треть – оккупационной администрации. Однако в Кировоградской области колхозникам было обещано выдавать 3 кг зерна за трудодень, но в итоге немецкие власти давали крестьянам 1 пуд (16,3 кг) с гектара, а остальное отбирали. По подсчетам К. Беркхоффа, при выполнении крестьянами всех немецких норм сдачи зерна, им самим бы доставалось 10 кг некачественного зерна в месяц. Попытка наладить взаимодействие с прежними советскими структурами была более успешной. Так, с самого начала оккупации с немцами начал взаимодействовать Всеукраинский кооперативный союз (Вукоопспiлка), обеспечивавший активный товарооборот с рейхом. Но этого для организации полноценного агрокомплекса было явно недостаточно.
В свете зашедшего в тупик осеннее-зимнего обсуждения земельного вопроса Гитлер, ранее высказывавшийся за ограничение реставрации частного землевладения на Украине и вообще считавший любой передел земли на оккупированных территориях «глупостью», пошел навстречу Розенбергу. Поддержал рейхсминистра и отвественный за экономику Геринг. Приказом от 15 февраля 1942 г. было провозглашено начало аграрной реформы на оккупированных территориях. Ее основным­ автором считается Отто Шиллер, ответственный работник группы по продовольствию и сельскому хозяйству министерства Розенберга.
Первоначально предусматривалось, что она будет состоять из трех этапов, а именно: создание общинных хозяйств, затем создание сельскохозяйственных кооперативов, а уже после – образование единоличных хозяйств. Все мероприятия, по предложению Коха, планировалось завершить к годовщине установления немецкой власти на Украине – 22 июня 1942 г. Однако уже вскоре первым камнем преткновения аграрной реформы стало перераспределение земли в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как впоследствии отмечали в отделе политики руководства рейхскомиссариата Украина, обещаний по поводу аграрных преобразований было дано «больше­ чем надо», и что для колхозников речь теперь идет о «неисполнимых надеждах». При этом, по сведениям полиции безопасности, колхозники относились к обещаниям оккупационной администрации с недоверием (до войны в частных руках находилось всего 1,2 % украинского земельного фонда) и высказывались о том, что не каждый из них готов стать единоличником, тем более что на практике пахота и посевы все равно производились коллективно. Более того – в ходе реформы произошел показательный процесс против отца и сына Дубишевских, жителей села Даничов Ровненской области, начавших настоящую войну с соседями за земельный надел.
Кроме того, как сообщал летом 1942 г. шеф ГФП, множество отставших солдат противника, оказавшихся в немецком тылу, и беглецов не могли получить работу на селе вследствие репрессивной политики немецкой администрации по отношению к чужакам, а также реорганизации сельскохозяйственной системы и, под влиянием слухов о принудительном угоне в Германию, пополняли партизанские отряды. Часть крестьян, как свидетельствуют документы местных управ, отталкивали от немцев моментально распространявшиеся слухи о том, что они «оставят колхозы». Тем не менее, уже в июле­1942 г. было официально объявлено о завершении первого этапа реформы.
Второй этап реформы начался осенью 1942 г. и охватил далеко не все районы Украины, хотя, как сообщала официальная пресса в августе того года, сев прошел на 80 % посевных площадей Украины. На этот раз уже сами гражданские хозяйства было решено преобразовать в кооперативы. По требованию Лейббрандта к весне 1943 г. должны были быть преобразованы 30 %, а к осени того же года – 50 % хозяйств. Как отмечает украинский историк С. Власенко, в кооперативе земля, рогатый скот и инвентарь разделялись между окрестными крестьянскими дворами, а те разукрупнялись, объединяясь по десять дворов (изначально по шесть-восемь хозяйств). Подобная «десятидворка» получала обозначение «агро-опорный пункт» и, в частности, была призвана защищать производство сельскохозяйственной продукции от нападений партизан. Размеры кооператива зависели от плотности населения и климатических особенностей и колебались в зависимости от региона – так, в Винницкой области «десятидворка» получала в ведение 40 га земли. Возможно, распределение земли в данном случае было предназначено для того, чтобы впоследствии заменить украинцев-собственников­ немцами. Объединенные 10-15 «десятидворок» образовывали сельскохозяйственный округ под руководством ла-фюрера. Урожай собирали каждый по отдельности, однако хозяйственные работы вели совместно, при этом те, кто занимался своим частным хозяйством в ущерб общей работе или не был способен выплачивать налоги в полной сумме, лишались надела в пользу других членов кооператива. Налоговая политика так же была неунифицированной: так, в Ахтырском районе Сумской области налоги следовало платить зерном, в Мариупольском районе Сталинской области – продуктами, а в Житомирской и Каменец-Подольской областях – зерном и деньгами.
Однако, несмотря на резкое увеличение числа кооперативов (с 1 300 в середине июня до 2 780 в середине августа 1943 г.), безуспешными оказались и призванная «напрячь все силы для восстановления сельского хозяйства» июньская декларация 1943 г. Розенберга, провозглашавшая, что земля признается личной собственностью всех имеющих на нее право, «включая солдат Красной Армии, эвакуированных лиц, лиц, находящихся в плену или на работах в Германии», и идея об укреплении кооперативов путем их дальнейшей механизации, и заявления об­ удвоении надела тех, кто борется против партизан. Кооперативы напоминали видоизмененные колхозы, доходы которых при этом упали без малого в 3 раза по сравнению с довоенным уровнем. У крестьян не было никакого стимула трудиться единолично, так как сельскохозяйственная продукция доставалась оккупационной администрации путем безвозмездного присвоения, номинально прикрываемого правлениями кооперативов. Таким образом к моменту освобождения Украины оказалось уничтожено 28 000 сел, 30 000 колхозов и 1 300 МТС. В сентябре 1943 г. Гитлер, который ещё в июле 1942 г. высказывался за то, чтобы перенять советскую систему организации труда, окончательно «завернул» закон о частной собственности на землю. В это же время в связи с наступлением Красной Армии на Украине была свернута и аграрная реформа. При этом, как отмечает Т. Маллиган, политика нацистов в аграрной области была единственным мероприятием, за котором осуществлялся централизованный контроль.
Помимо вышеуказанных мероприятий в промышленной и аграрной сфере, изменениям подверглась и область финансов. Еще в конце мая 1941 г. в Берлине прошло тайное совещание под руководством рейхсминистра экономики Функа, на­ котором рассматривалось предложение Розенберга по изготовлению фальшивых советских денег в преддверии нападения на СССР для последующего использования их на оккупированной территории. Однако этот план не был реализован, и в первые недели войны с жителями оккупированных территорий расплачивались (если расплачивались) расписками, которые представляли собой пронумерованные проштампованные бланки с печатью ОКВ, заполнялись от руки и обналичиваться должны были у офицеров. Затем в обращение были введены билеты имперских кредитных касс, ходившие на территории оккупированной нацистами Европы.
Первоначально немецкое военное командование и оккупационные власти стремились ограничить трату наличных денег военнослужащими: так, согласно выпущенному в сентябре 1941 г. распоряжению, им разрешалось совершать на оккупированной территории покупки на сумму до 1 000 рейхсмарок, причем даже личные средства в рейхсмарках солдаты обязаны были менять на кредитные билеты. Кроме того, с оккупированной территории запрещался вывоз валюты на сумму более 500 рейхсмарок, а на местных жителей распространялся общегосударственный принцип кредитования в виде добровольно-принудительных займов. В конце 1941­ г. были изданы первые приказы, согласно которым надлежало прекращать прием и выдачу советских рублей, предоставлять в кассы местной администрации все денежные остатки и произвести перерасчет заработных плат на марки из расчета 10 рублей за 1 рейхсмарку (при реальном курсе 2 рубля за 1 рейхсмарку).
После создания рейхскомиссариата Украина перед нацистском руководством встал вопрос о кредитовании мероприятий оккупационной администрации и финансовых операций. По словам американских экспертов, первоначально немецкие власти действовали в области финансов слаженно и грамотно, подминая под себя банки на оккупированной территории и учреждая собственную широкую сеть банков в главных городах каждой бывшей советской области. Центральный банк Украины, созданный по аналогии с таким же банком Остланда в марте 1942 г., находился в столице рейхскомиссариата – Ровно, имел филиалы в Киеве и Днепропетровске и по закону был освобожден от «всех без исключения государственных налогов и пошлин». В виду экономии валюты оккупационные власти предпочли не заменять рубли рейхсмарками или кредитными билетами, суррогатами марок, чтобы они не накапливались в руках населения, а заменить их по курсу­ 1:1 новой валютой – карбованцами, официально обеспечивавшимися рентой со всего украинского земельного фонда. Введение карбованца стало также дополнительной мерой борьбы с оттоком массы кредитных билетов обратно в Европу, так как для этого изначально не было предусмотрено регулирующих механизмов.
Карбованцы были отпечатаны в Германии и вышли в обращение 1 июля 1942 г. Планировалось, что они полностью вытеснят советские денежные знаки. Помимо чисто символического значения карбованцы несли важную финансовую функцию – таким образом немецкие власти планировали переложить на плечи местного населения всю тяжесть инфляции. В конце июля того же года вышло постановление о сдаче всей советской наличности и обмене ее на карбованцы, причем деньги не выдавались на руки, а зачислялись на специальные счета. Лицам, сдавшим советские рубли, выдавалось специальное удостоверение о том, что их средства обменены на карбованцы.
Помимо карбованцев, которые в немецких документах назывались «туземной валютой», законными платежными средствами на Украине оставались рейхсмарки и советские рубли. При этом самыми распространенными банкнотами, ходившими на Украине, по свидетельствам очевидцев, были­ советские 10 рублей и 1 оккупационная марка. Завоз крупных рублевых купюр был строго ограничен, для обращения в обиходе были сохранены банкноты 1 и 3 рубля. В качестве разменных денег на Украине ходили все советские монеты и были разрешены к хождению цинковые немецкие рейхспфенниги, тогда как, к примеру, на некоторых территориях РСФСР власти рассылали личные повестки о сдаче всей звонкой монеты. В 1943 г. планировался выпуск украинских монет (сохранился пробник из железа с гербом, идентичным гербу на алюминиевых монетах ГДР самого первого выпуска). Об их чеканке было офицально объявлено, однако в обращении они так и не появились.
Вместе с тем, нельзя характеризовать политику оккупационных властей как нацеленную исключительно на безвозмедное кредитование. Наряду с программами дебетирования местной экономики, призванными нарастить средства на активных счетах, существовала сберегательная система в виде специальных карточек. Для них имперскими властями выпускались специальные марки, которые приобретались за наличный расчет, а затем наклеивались на карточки. Проценты по ним, тем не менее, не начислялись. Также существовал месячный лимит на перевод средств на Украину и с Украины,­ если резидент работал зарубежом.
Следует, однако, отметить, что при введении новой валюты и, соответственно, осуществлении валютных операций, оккупационными властями были допущены две непростительные ошибки.
Во-первых, рубль, сохраненный в обращении, ходил по обе стороны фронта и пользовался популярностью как надежное денежное средство. Карбованцы же из-за слабой защищенности подделывались настолько активно, что, например, в прифронтовой зоне их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было платным – так, цена обычной перевязки доходила до 40 карбованцев. Ситуацию усугубляли и карательные действия ведомств Гиммлера по отношению к заболевшим. Так,­ СД уничтожала больных прямо в больницах, а те, кто успевал скрыться, только способствовали распространению инфекционных заболеваний.
Хотя для контроля над оборотом продуктов немецкое руководство выпускало распоряжения, запрещавшие гражданскому населению торговлю и обмен сельскохозяйственными продуктами города с селами, уже приозошел слом прежних механизмов контроля цен и спроса, в первую очередь, из-за массовой скупки товаров отступавшими и эвакуировавшимися и последующего их накопления населением из-за отказа наступавших платить за них реальными деньгами. Неустойчивая экономическая ситуация и опасение возобновления боев спровоцировали переход к бартерным сделкам и, как следствие, вызвали к жизни «черные» рынки, где промышленные товары и награбленные вещи меняли на продовольствие. По свидетельствам очевидцев, на таких рынках продавались вещи, ранее принадлежавшие убитым евреям, а солдаты местных гарнизонов сбывали здесь ворованное армейское имущество. В феврале 1942 г. последовал запрет для военных заниматься торговлей и бартером, а вскоре по приказу К. Китцингера за это была введена смертная казнь, что, однако, не мешало наживаться на нелегальной торговле гражданским­ инстанциям.
Действовали на Украине и продовольственные карточки на различные продукты питания. Карточки эти, больше походившие на почтовые марки, различались по цвету (зеленые – на яйца и сыр, красные – на хлеб, коричневые – на маргарин, голубые – на молоко, синие – на мясо, оранжевые на масло, фиолетовые – на макаронные изделия) и по нормам выдачи (5 граммов, 25 граммов, 62,5 грамма). При этом выдавались они только лицам немецкой национальности – карточки советских граждан (печатались на украинском языке) не несли на себе информацию о норме выдачи, так как паек был фиксированным. На самих карточках были проставлены число и месяц, а на корешке значились фамилия, имя и отчество владельца, год его рождения, домашний адрес, место работы, должность и количество детей до четырнадцати лет, если таковые имелись.
Местные жители, ощутив на себе такую продовольственную политику, старались, насколько это было возможно, утаить от немецкой администрации скот и продукты. За срыв снабжения следовали репрессивные меры. Так, сельскохозяйственный комендант Кременчугского района в своем распоряжении предупреждал, что «если с получением данного распоряжения через 1,5 суток граждане не­ выполнят установленных норм поставок молока и яиц, у них будут отобраны коровы и куры, а эти граждане будут объявлены саботажниками» и при повторном саботаже сдачи молока и яиц «будут расстреляны». За тайный забой крупного рогатого скота сперва налагались штрафы, причем деньги за незаконно убитый скот перечислялись на счет местного коменданта. Впоследствии за подобное нарушение следовала смертная казнь «через публичное повешение». Деньги при этом продолжали взиматься с населения, только теперь они переводились на счет местного банковского отделения.
Для оправдания своей деятельности нацистская администрация обращалась к пропаганде. В 1942 г. коллаборационистская газета «Волынь» опубликовала интересную статью о взаимоотношениях Украины и Европы. В ней говорится, что «с давних пор украинское сельское хозяйство играло важную роль не только в европейском снабжении, но и в мировом хозяйстве», через Украину со времен греков и римлян шли все важные торговые пути, а украинско-немецкие экономические связи исторически обусловлены. Немецкая торговля «следовала, прежде всего, через Бреслау, откуда одна восточная линия вела через Краков и­ Львов до великой Днепровской луки, средняя шла через Владимир до Киева, а южная через Варшаву достигала Орши. Хлеб и сельскохозяйственные продукты шли с Украины прежде всего в Германию, а через ее посредничество и в Западную Европу. Взамен Украина получала немецкие текстильные и металлические изделия, оружие, порох и предметы роскоши».
Данная статья является чрезвычайно показательной не только с пропагандистской, но и с психологической точки зрения.
Во-первых, немецкая администрация показывала свое историческое присутствие на всех оккупированных к тому времени территориях (Польша, Белоруссия, Украина). Во-вторых, оккупационные силы позиционировали себя как первейшего экономического партнера Украины. В-третьих, Украина показывалась как самостоятельный хозяйствующий субъект Восточной Европы, который вел свою независимую финансовую политику. Это, несомненно, было апелляцией к сознанию многих украинцев, для которых вопрос государственности был одним из самых болезненных.
Немецкие власти стремились тем самым показать, что даже в XVII в., когда государства Украина не существовало на карте Европы в принципе и когда ее сотрясали войны и казацкие восстания, на ней держалась­ вся экономика Речи Посполитой, а впоследствии и России, с которой Украина якобы находилась «в колониальных отношениях». В то же время, однако, в выводах украинских экспертов присутствуют некоторые неадекватные реальности разгара Второй мировой войны факты, явно взятые из германской консервативной печати начала ХХ века. Так, ими подчеркивалась близость Украины к торговым путям Берлин-Багдад, Берлин-Восточная Африка, Марсель-Суэцкий канал-Индокитай и т.п., тогда как картина мира к началу 1940-х гг. уже кардинально переменилась.
В том же году газета «Голос Волыни» сообщала, что «немецкая власть упразднила советскую барщину и отдала распоряжение о новом земельном порядке. Каждый работающий крестьянин получает свою землю, ту самую землю, которую большевики у него отобрали». Газета с воодушевлением призывала: «К работе! За Новый строй! Судьба Европы – судьба Украины!». Судьбой большей части Европы в годы Второй мировой войны, как известно, была работа на нужды нацистской Германии.
Наступивший 1942 г. был отмечен массовым развертыванием партизанского движения на оккупированных территориях, которое вскоре поставило под угрозу снабжение, средства­ коммуникации и важные предприятия. В результате вермахт стал испытывать дефицит в продовольствии и фураже, войска были обеспечены хлебом на 80 %, картофелем – на 70 % нормы. Для этого ОКВ в мае 1942 г. распорядилось использовать для охраны сбора урожая дополнительные полицейские соединения, а управление по Четырехлетнему плану в лице Геринга, в августе 1942 г. потребовавшего от восточных оккупированных областей единовременно предоставить более 3 млн. тонн зерна, 120 000 тонн растительного масла и значительное количество другого продовольствия, предложило использовать для этих целей даже части СС. Однако, несмотря на это, как пишет В. Бонусяк, в 1942-1944 гг. немецкие власти вследствие партизанской войны и саботажа местных жителей не получали и половины урожая зерна. О плохом урожае 1942 г. писала даже официальная немецкая газета оккупированной Украины Deutsche Ukraine Zeitung.
Тем не менее, как считает Э. Модсли, за те три урожая 1941-1943 гг., во время которых Украина была оккупирована, наибольшую выгоду немцы получили от урожая 1942 г., поскольку урожай 1941 г. пришелся на разгар боевых действий, а урожай 1943 г. – на отступление с территории СССР. При этом оценка доли украинского­ зерна в общей массе вывезенных с оккупированных восточных территорий злаков рознится: так, если по данным немецкого историка Д. Айхгольца более 94 % аграрной продукции поступали в Германию именно с Украины, то, согласно архивным материалам, статс-секретарь Бакке в 1943 г. отводил Украине 60 % поставок (соответственно 3 млн. тонн из 5 млн. тонн). Несмотря на постоянные диверсии партизан, которые только зимой 1942/43 гг. и только в генеральном округе Волынь лишили оккупационные силы 65 % присвоенного зерна, в распоряжении немецких властей находились значительные резервы зерновых: так, даже в феврале 1944 г. положительный баланс по зерну на Украине достигал 103, а по кормовым злакам – 149 %.
С целью привлечения на свою сторону основного украинского производителя – крестьянина – немецкие власти объявили, что принесли «новый земельный порядок» на территорию Советского Союза. Так, газета «Украинский голос» в 1943 г. отмечала, что, чтобы «поднять интенсивность сельского хозяйства, большевики использовали методы, которые уже были применены ими в промышленности. Крестьянина-колхозника окружили целой бандой надсмотрщиков… Вся эта армия дармоедов жила за­ счет колхозников. Для крестьян были созданы так называемые методы повышенной трудовой дисциплины, которые обязаны были еще в большей мере закрепостить крестьянина. За невыход на работу, за использование колхозного добра, за болезнь скотины колхозник нес не только материальную, но и судебную ответственность». Если сравнить официоз средств массовой информации с документами немецкой администрации, то можно заметить, что разница была лишь в том, что нацисты могли выжать и выжимали из «свободного» украинского крестьянства намного больше, чем все «надсмотрщики» вместе взятые.
В реальности будущее колхозов стало настоящей дилеммой для нацистского руководства, которая обусловила бурную дискуссию по этому поводу: объявить реприватизацию колхозной собственности, как это собирался сделать в Галиции генерал-губернатор Франк, чтобы привлечь население на свою сторону, или перейти к единообразному плану хозяйствования, нацеленному на получение максимальной выгоды? Еще до начала войны германская инстанция, известная как Трудовой штаб особого назначения, выпустила три инструкции по приемке соответственно совхозов, колхозов и МТС. Согласно этим инструкциям, первоочередной­ задачей в первом и втором случаях являлось выяснение количества трудоспособного населения и обслуживающего персонала, наличие семенного фонда, лошадей и имевшегося сельхозинвентаря, а в третьем случае – состояние имевшегося автопарка при сохранении и продолжении работы всех трех хозяйственных подразделений. Для выяснения подробностей в ноябре 1941 г. местным сельскохозяйственным учреждениям была спущена анкета, содержавшая вопросы о количестве агрономов в колхозе, о том, как часто в течение месяца они проверяют состояние хозяйств, как устроено сельскохозяйственное районирование и как решен вопрос с переводчиками. При этом, по словам заместителя Геринга Кёрнера, изменение положения колхозов в лучшую сторону должно было зависеть от ситуации на фронте.
При этом, если колхозы на Правобережной Украине начали стихийно исчезать (в том числе, расформировываться самими местными жителями) сразу после прихода немецких войск, то на Левобережье они продолжали существовать. На фоне сдвигавшегося на Восток фронта и наступившего временного безвластья во многих районах крестьяне начинали сами кроить земельные наделы. Это побудило как высшие, так и местные немецкие органы власти централизовать­ земельную политику. При этом они осознавали, что сохранение колхозов и совхозов, на котором, в частности, настаивал Геринг, с одной стороны, не будет привлекательным для части сельского населения, а их ликвидация, с другой стороны, может стать нежелательным стимулом для отстаивания бывшими колхозниками своих прав. Так, совершивший зимой 1941/42 гг. поездку по Украине статс-секретарь Бакке резко сократить число колхозов и удвоить личные наделы.
Несмотря на то, что уже к осени 1941 г. значительная часть территории Украины находилась в зоне тыла, до февраля 1942 г. в отношении аграрной политики на Украине, считавшейся главным источником продовольственных ресурсов, взаимопонимания не существовало. Кроме того, как отмечалось в официальных немецких публикациях, рейх юридически не являлся правопреемником СССР на оккупированных советских территориях. Это послужило основой достаточно противоречивого тезиса о том, что национализированная при советской власти собственность не будет возвращаться прежним хозяевам, поэтому различным военным и хозяйственным структурам приходилось действовать несогласованно. Так, в Ровенской области из всего урожая одна треть полагалась тем, кто его убирает,­ одна треть – бывшему владельцу земли и одна треть – оккупационной администрации. Однако в Кировоградской области колхозникам было обещано выдавать 3 кг зерна за трудодень, но в итоге немецкие власти давали крестьянам 1 пуд (16,3 кг) с гектара, а остальное отбирали. По подсчетам К. Беркхоффа, при выполнении крестьянами всех немецких норм сдачи зерна, им самим бы доставалось 10 кг некачественного зерна в месяц. Попытка наладить взаимодействие с прежними советскими структурами была более успешной. Так, с самого начала оккупации с немцами начал взаимодействовать Всеукраинский кооперативный союз (Вукоопспiлка), обеспечивавший активный товарооборот с рейхом. Но этого для организации полноценного агрокомплекса было явно недостаточно.
В свете зашедшего в тупик осеннее-зимнего обсуждения земельного вопроса Гитлер, ранее высказывавшийся за ограничение реставрации частного землевладения на Украине и вообще считавший любой передел земли на оккупированных территориях «глупостью», пошел навстречу Розенбергу. Поддержал рейхсминистра и отвественный за экономику Геринг. Приказом от 15 февраля 1942 г. было провозглашено начало аграрной реформы на оккупированных территориях. Ее основным­ автором считается Отто Шиллер, ответственный работник группы по продовольствию и сельскому хозяйству министерства Розенберга.
Первоначально предусматривалось, что она будет состоять из трех этапов, а именно: создание общинных хозяйств, затем создание сельскохозяйственных кооперативов, а уже после – образование единоличных хозяйств. Все мероприятия, по предложению Коха, планировалось завершить к годовщине установления немецкой власти на Украине – 22 июня 1942 г. Однако уже вскоре первым камнем преткновения аграрной реформы стало перераспределение земли в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как впоследствии отмечали в отделе политики руководства рейхскомиссариата Украина, обещаний по поводу аграрных преобразований было дано «больше­ чем надо», и что для колхозников речь теперь идет о «неисполнимых надеждах». При этом, по сведениям полиции безопасности, колхозники относились к обещаниям оккупационной администрации с недоверием (до войны в частных руках находилось всего 1,2 % украинского земельного фонда) и высказывались о том, что не каждый из них готов стать единоличником, тем более что на практике пахота и посевы все равно производились коллективно. Более того – в ходе реформы произошел показательный процесс против отца и сына Дубишевских, жителей села Даничов Ровненской области, начавших настоящую войну с соседями за земельный надел.
Кроме того, как сообщал летом 1942 г. шеф ГФП, множество отставших солдат противника, оказавшихся в немецком тылу, и беглецов не могли получить работу на селе вследствие репрессивной политики немецкой администрации по отношению к чужакам, а также реорганизации сельскохозяйственной системы и, под влиянием слухов о принудительном угоне в Германию, пополняли партизанские отряды. Часть крестьян, как свидетельствуют документы местных управ, отталкивали от немцев моментально распространявшиеся слухи о том, что они «оставят колхозы». Тем не менее, уже в июле­1942 г. было официально объявлено о завершении первого этапа реформы.
Второй этап реформы начался осенью 1942 г. и охватил далеко не все районы Украины, хотя, как сообщала официальная пресса в августе того года, сев прошел на 80 % посевных площадей Украины. На этот раз уже сами гражданские хозяйства было решено преобразовать в кооперативы. По требованию Лейббрандта к весне 1943 г. должны были быть преобразованы 30 %, а к осени того же года – 50 % хозяйств. Как отмечает украинский историк С. Власенко, в кооперативе земля, рогатый скот и инвентарь разделялись между окрестными крестьянскими дворами, а те разукрупнялись, объединяясь по десять дворов (изначально по шесть-восемь хозяйств). Подобная «десятидворка» получала обозначение «агро-опорный пункт» и, в частности, была призвана защищать производство сельскохозяйственной продукции от нападений партизан. Размеры кооператива зависели от плотности населения и климатических особенностей и колебались в зависимости от региона – так, в Винницкой области «десятидворка» получала в ведение 40 га земли. Возможно, распределение земли в данном случае было предназначено для того, чтобы впоследствии заменить украинцев-собственников­ немцами. Объединенные 10-15 «десятидворок» образовывали сельскохозяйственный округ под руководством ла-фюрера. Урожай собирали каждый по отдельности, однако хозяйственные работы вели совместно, при этом те, кто занимался своим частным хозяйством в ущерб общей работе или не был способен выплачивать налоги в полной сумме, лишались надела в пользу других членов кооператива. Налоговая политика так же была неунифицированной: так, в Ахтырском районе Сумской области налоги следовало платить зерном, в Мариупольском районе Сталинской области – продуктами, а в Житомирской и Каменец-Подольской областях – зерном и деньгами.
Однако, несмотря на резкое увеличение числа кооперативов (с 1 300 в середине июня до 2 780 в середине августа 1943 г.), безуспешными оказались и призванная «напрячь все силы для восстановления сельского хозяйства» июньская декларация 1943 г. Розенберга, провозглашавшая, что земля признается личной собственностью всех имеющих на нее право, «включая солдат Красной Армии, эвакуированных лиц, лиц, находящихся в плену или на работах в Германии», и идея об укреплении кооперативов путем их дальнейшей механизации, и заявления об­ удвоении надела тех, кто борется против партизан. Кооперативы напоминали видоизмененные колхозы, доходы которых при этом упали без малого в 3 раза по сравнению с довоенным уровнем. У крестьян не было никакого стимула трудиться единолично, так как сельскохозяйственная продукция доставалась оккупационной администрации путем безвозмездного присвоения, номинально прикрываемого правлениями кооперативов. Таким образом к моменту освобождения Украины оказалось уничтожено 28 000 сел, 30 000 колхозов и 1 300 МТС. В сентябре 1943 г. Гитлер, который ещё в июле 1942 г. высказывался за то, чтобы перенять советскую систему организации труда, окончательно «завернул» закон о частной собственности на землю. В это же время в связи с наступлением Красной Армии на Украине была свернута и аграрная реформа. При этом, как отмечает Т. Маллиган, политика нацистов в аграрной области была единственным мероприятием, за котором осуществлялся централизованный контроль.
Помимо вышеуказанных мероприятий в промышленной и аграрной сфере, изменениям подверглась и область финансов. Еще в конце мая 1941 г. в Берлине прошло тайное совещание под руководством рейхсминистра экономики Функа, на­ котором рассматривалось предложение Розенберга по изготовлению фальшивых советских денег в преддверии нападения на СССР для последующего использования их на оккупированной территории. Однако этот план не был реализован, и в первые недели войны с жителями оккупированных территорий расплачивались (если расплачивались) расписками, которые представляли собой пронумерованные проштампованные бланки с печатью ОКВ, заполнялись от руки и обналичиваться должны были у офицеров. Затем в обращение были введены билеты имперских кредитных касс, ходившие на территории оккупированной нацистами Европы.
Первоначально немецкое военное командование и оккупационные власти стремились ограничить трату наличных денег военнослужащими: так, согласно выпущенному в сентябре 1941 г. распоряжению, им разрешалось совершать на оккупированной территории покупки на сумму до 1 000 рейхсмарок, причем даже личные средства в рейхсмарках солдаты обязаны были менять на кредитные билеты. Кроме того, с оккупированной территории запрещался вывоз валюты на сумму более 500 рейхсмарок, а на местных жителей распространялся общегосударственный принцип кредитования в виде добровольно-принудительных займов. В конце 1941­ г. были изданы первые приказы, согласно которым надлежало прекращать прием и выдачу советских рублей, предоставлять в кассы местной администрации все денежные остатки и произвести перерасчет заработных плат на марки из расчета 10 рублей за 1 рейхсмарку (при реальном курсе 2 рубля за 1 рейхсмарку).
После создания рейхскомиссариата Украина перед нацистском руководством встал вопрос о кредитовании мероприятий оккупационной администрации и финансовых операций. По словам американских экспертов, первоначально немецкие власти действовали в области финансов слаженно и грамотно, подминая под себя банки на оккупированной территории и учреждая собственную широкую сеть банков в главных городах каждой бывшей советской области. Центральный банк Украины, созданный по аналогии с таким же банком Остланда в марте 1942 г., находился в столице рейхскомиссариата – Ровно, имел филиалы в Киеве и Днепропетровске и по закону был освобожден от «всех без исключения государственных налогов и пошлин». В виду экономии валюты оккупационные власти предпочли не заменять рубли рейхсмарками или кредитными билетами, суррогатами марок, чтобы они не накапливались в руках населения, а заменить их по курсу­ 1:1 новой валютой – карбованцами, официально обеспечивавшимися рентой со всего украинского земельного фонда. Введение карбованца стало также дополнительной мерой борьбы с оттоком массы кредитных билетов обратно в Европу, так как для этого изначально не было предусмотрено регулирующих механизмов.
Карбованцы были отпечатаны в Германии и вышли в обращение 1 июля 1942 г. Планировалось, что они полностью вытеснят советские денежные знаки. Помимо чисто символического значения карбованцы несли важную финансовую функцию – таким образом немецкие власти планировали переложить на плечи местного населения всю тяжесть инфляции. В конце июля того же года вышло постановление о сдаче всей советской наличности и обмене ее на карбованцы, причем деньги не выдавались на руки, а зачислялись на специальные счета. Лицам, сдавшим советские рубли, выдавалось специальное удостоверение о том, что их средства обменены на карбованцы.
Помимо карбованцев, которые в немецких документах назывались «туземной валютой», законными платежными средствами на Украине оставались рейхсмарки и советские рубли. При этом самыми распространенными банкнотами, ходившими на Украине, по свидетельствам очевидцев, были­ советские 10 рублей и 1 оккупационная марка. Завоз крупных рублевых купюр был строго ограничен, для обращения в обиходе были сохранены банкноты 1 и 3 рубля. В качестве разменных денег на Украине ходили все советские монеты и были разрешены к хождению цинковые немецкие рейхспфенниги, тогда как, к примеру, на некоторых территориях РСФСР власти рассылали личные повестки о сдаче всей звонкой монеты. В 1943 г. планировался выпуск украинских монет (сохранился пробник из железа с гербом, идентичным гербу на алюминиевых монетах ГДР самого первого выпуска). Об их чеканке было офицально объявлено, однако в обращении они так и не появились.
Вместе с тем, нельзя характеризовать политику оккупационных властей как нацеленную исключительно на безвозмедное кредитование. Наряду с программами дебетирования местной экономики, призванными нарастить средства на активных счетах, существовала сберегательная система в виде специальных карточек. Для них имперскими властями выпускались специальные марки, которые приобретались за наличный расчет, а затем наклеивались на карточки. Проценты по ним, тем не менее, не начислялись. Также существовал месячный лимит на перевод средств на Украину и с Украины,­ если резидент работал зарубежом.
Следует, однако, отметить, что при введении новой валюты и, соответственно, осуществлении валютных операций, оккупационными властями были допущены две непростительные ошибки.
Во-первых, рубль, сохраненный в обращении, ходил по обе стороны фронта и пользовался популярностью как надежное денежное средство. Карбованцы же из-за слабой защищенности подделывались настолько активно, что, например, в прифронтовой зоне их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было платным – так, цена обычной перевязки доходила до 40 карбованцев. Ситуацию усугубляли и карательные действия ведомств Гиммлера по отношению к заболевшим. Так,­ СД уничтожала больных прямо в больницах, а те, кто успевал скрыться, только способствовали распространению инфекционных заболеваний.
Хотя для контроля над оборотом продуктов немецкое руководство выпускало распоряжения, запрещавшие гражданскому населению торговлю и обмен сельскохозяйственными продуктами города с селами, уже приозошел слом прежних механизмов контроля цен и спроса, в первую очередь, из-за массовой скупки товаров отступавшими и эвакуировавшимися и последующего их накопления населением из-за отказа наступавших платить за них реальными деньгами. Неустойчивая экономическая ситуация и опасение возобновления боев спровоцировали переход к бартерным сделкам и, как следствие, вызвали к жизни «черные» рынки, где промышленные товары и награбленные вещи меняли на продовольствие. По свидетельствам очевидцев, на таких рынках продавались вещи, ранее принадлежавшие убитым евреям, а солдаты местных гарнизонов сбывали здесь ворованное армейское имущество. В феврале 1942 г. последовал запрет для военных заниматься торговлей и бартером, а вскоре по приказу К. Китцингера за это была введена смертная казнь, что, однако, не мешало наживаться на нелегальной торговле гражданским­ инстанциям.
Действовали на Украине и продовольственные карточки на различные продукты питания. Карточки эти, больше походившие на почтовые марки, различались по цвету (зеленые – на яйца и сыр, красные – на хлеб, коричневые – на маргарин, голубые – на молоко, синие – на мясо, оранжевые на масло, фиолетовые – на макаронные изделия) и по нормам выдачи (5 граммов, 25 граммов, 62,5 грамма). При этом выдавались они только лицам немецкой национальности – карточки советских граждан (печатались на украинском языке) не несли на себе информацию о норме выдачи, так как паек был фиксированным. На самих карточках были проставлены число и месяц, а на корешке значились фамилия, имя и отчество владельца, год его рождения, домашний адрес, место работы, должность и количество детей до четырнадцати лет, если таковые имелись.
Местные жители, ощутив на себе такую продовольственную политику, старались, насколько это было возможно, утаить от немецкой администрации скот и продукты. За срыв снабжения следовали репрессивные меры. Так, сельскохозяйственный комендант Кременчугского района в своем распоряжении предупреждал, что «если с получением данного распоряжения через 1,5 суток граждане не­ выполнят установленных норм поставок молока и яиц, у них будут отобраны коровы и куры, а эти граждане будут объявлены саботажниками» и при повторном саботаже сдачи молока и яиц «будут расстреляны». За тайный забой крупного рогатого скота сперва налагались штрафы, причем деньги за незаконно убитый скот перечислялись на счет местного коменданта. Впоследствии за подобное нарушение следовала смертная казнь «через публичное повешение». Деньги при этом продолжали взиматься с населения, только теперь они переводились на счет местного банковского отделения.
Для оправдания своей деятельности нацистская администрация обращалась к пропаганде. В 1942 г. коллаборационистская газета «Волынь» опубликовала интересную статью о взаимоотношениях Украины и Европы. В ней говорится, что «с давних пор украинское сельское хозяйство играло важную роль не только в европейском снабжении, но и в мировом хозяйстве», через Украину со времен греков и римлян шли все важные торговые пути, а украинско-немецкие экономические связи исторически обусловлены. Немецкая торговля «следовала, прежде всего, через Бреслау, откуда одна восточная линия вела через Краков и­ Львов до великой Днепровской луки, средняя шла через Владимир до Киева, а южная через Варшаву достигала Орши. Хлеб и сельскохозяйственные продукты шли с Украины прежде всего в Германию, а через ее посредничество и в Западную Европу. Взамен Украина получала немецкие текстильные и металлические изделия, оружие, порох и предметы роскоши».
Данная статья является чрезвычайно показательной не только с пропагандистской, но и с психологической точки зрения.
Во-первых, немецкая администрация показывала свое историческое присутствие на всех оккупированных к тому времени территориях (Польша, Белоруссия, Украина). Во-вторых, оккупационные силы позиционировали себя как первейшего экономического партнера Украины. В-третьих, Украина показывалась как самостоятельный хозяйствующий субъект Восточной Европы, который вел свою независимую финансовую политику. Это, несомненно, было апелляцией к сознанию многих украинцев, для которых вопрос государственности был одним из самых болезненных.
Немецкие власти стремились тем самым показать, что даже в XVII в., когда государства Украина не существовало на карте Европы в принципе и когда ее сотрясали войны и казацкие восстания, на ней держалась­ вся экономика Речи Посполитой, а впоследствии и России, с которой Украина якобы находилась «в колониальных отношениях». В то же время, однако, в выводах украинских экспертов присутствуют некоторые неадекватные реальности разгара Второй мировой войны факты, явно взятые из германской консервативной печати начала ХХ века. Так, ими подчеркивалась близость Украины к торговым путям Берлин-Багдад, Берлин-Восточная Африка, Марсель-Суэцкий канал-Индокитай и т.п., тогда как картина мира к началу 1940-х гг. уже кардинально переменилась.
В том же году газета «Голос Волыни» сообщала, что «немецкая власть упразднила советскую барщину и отдала распоряжение о новом земельном порядке. Каждый работающий крестьянин получает свою землю, ту самую землю, которую большевики у него отобрали». Газета с воодушевлением призывала: «К работе! За Новый строй! Судьба Европы – судьба Украины!». Судьбой большей части Европы в годы Второй мировой войны, как известно, была работа на нужды нацистской Германии.
Наступивший 1942 г. был отмечен массовым развертыванием партизанского движения на оккупированных территориях, которое вскоре поставило под угрозу снабжение, средства­ коммуникации и важные предприятия. В результате вермахт стал испытывать дефицит в продовольствии и фураже, войска были обеспечены хлебом на 80 %, картофелем – на 70 % нормы. Для этого ОКВ в мае 1942 г. распорядилось использовать для охраны сбора урожая дополнительные полицейские соединения, а управление по Четырехлетнему плану в лице Геринга, в августе 1942 г. потребовавшего от восточных оккупированных областей единовременно предоставить более 3 млн. тонн зерна, 120 000 тонн растительного масла и значительное количество другого продовольствия, предложило использовать для этих целей даже части СС. Однако, несмотря на это, как пишет В. Бонусяк, в 1942-1944 гг. немецкие власти вследствие партизанской войны и саботажа местных жителей не получали и половины урожая зерна. О плохом урожае 1942 г. писала даже официальная немецкая газета оккупированной Украины Deutsche Ukraine Zeitung.
Тем не менее, как считает Э. Модсли, за те три урожая 1941-1943 гг., во время которых Украина была оккупирована, наибольшую выгоду немцы получили от урожая 1942 г., поскольку урожай 1941 г. пришелся на разгар боевых действий, а урожай 1943 г. – на отступление с территории СССР. При этом оценка доли украинского­ зерна в общей массе вывезенных с оккупированных восточных территорий злаков рознится: так, если по данным немецкого историка Д. Айхгольца более 94 % аграрной продукции поступали в Германию именно с Украины, то, согласно архивным материалам, статс-секретарь Бакке в 1943 г. отводил Украине 60 % поставок (соответственно 3 млн. тонн из 5 млн. тонн). Несмотря на постоянные диверсии партизан, которые только зимой 1942/43 гг. и только в генеральном округе Волынь лишили оккупационные силы 65 % присвоенного зерна, в распоряжении немецких властей находились значительные резервы зерновых: так, даже в феврале 1944 г. положительный баланс по зерну на Украине достигал 103, а по кормовым злакам – 149 %.
С целью привлечения на свою сторону основного украинского производителя – крестьянина – немецкие власти объявили, что принесли «новый земельный порядок» на территорию Советского Союза. Так, газета «Украинский голос» в 1943 г. отмечала, что, чтобы «поднять интенсивность сельского хозяйства, большевики использовали методы, которые уже были применены ими в промышленности. Крестьянина-колхозника окружили целой бандой надсмотрщиков… Вся эта армия дармоедов жила за­ счет колхозников. Для крестьян были созданы так называемые методы повышенной трудовой дисциплины, которые обязаны были еще в большей мере закрепостить крестьянина. За невыход на работу, за использование колхозного добра, за болезнь скотины колхозник нес не только материальную, но и судебную ответственность». Если сравнить официоз средств массовой информации с документами немецкой администрации, то можно заметить, что разница была лишь в том, что нацисты могли выжать и выжимали из «свободного» украинского крестьянства намного больше, чем все «надсмотрщики» вместе взятые.
В реальности будущее колхозов стало настоящей дилеммой для нацистского руководства, которая обусловила бурную дискуссию по этому поводу: объявить реприватизацию колхозной собственности, как это собирался сделать в Галиции генерал-губернатор Франк, чтобы привлечь население на свою сторону, или перейти к единообразному плану хозяйствования, нацеленному на получение максимальной выгоды? Еще до начала войны германская инстанция, известная как Трудовой штаб особого назначения, выпустила три инструкции по приемке соответственно совхозов, колхозов и МТС. Согласно этим инструкциям, первоочередной­ задачей в первом и втором случаях являлось выяснение количества трудоспособного населения и обслуживающего персонала, наличие семенного фонда, лошадей и имевшегося сельхозинвентаря, а в третьем случае – состояние имевшегося автопарка при сохранении и продолжении работы всех трех хозяйственных подразделений. Для выяснения подробностей в ноябре 1941 г. местным сельскохозяйственным учреждениям была спущена анкета, содержавшая вопросы о количестве агрономов в колхозе, о том, как часто в течение месяца они проверяют состояние хозяйств, как устроено сельскохозяйственное районирование и как решен вопрос с переводчиками. При этом, по словам заместителя Геринга Кёрнера, изменение положения колхозов в лучшую сторону должно было зависеть от ситуации на фронте.
При этом, если колхозы на Правобережной Украине начали стихийно исчезать (в том числе, расформировываться самими местными жителями) сразу после прихода немецких войск, то на Левобережье они продолжали существовать. На фоне сдвигавшегося на Восток фронта и наступившего временного безвластья во многих районах крестьяне начинали сами кроить земельные наделы. Это побудило как высшие, так и местные немецкие органы власти централизовать­ земельную политику. При этом они осознавали, что сохранение колхозов и совхозов, на котором, в частности, настаивал Геринг, с одной стороны, не будет привлекательным для части сельского населения, а их ликвидация, с другой стороны, может стать нежелательным стимулом для отстаивания бывшими колхозниками своих прав. Так, совершивший зимой 1941/42 гг. поездку по Украине статс-секретарь Бакке резко сократить число колхозов и удвоить личные наделы.
Несмотря на то, что уже к осени 1941 г. значительная часть территории Украины находилась в зоне тыла, до февраля 1942 г. в отношении аграрной политики на Украине, считавшейся главным источником продовольственных ресурсов, взаимопонимания не существовало. Кроме того, как отмечалось в официальных немецких публикациях, рейх юридически не являлся правопреемником СССР на оккупированных советских территориях. Это послужило основой достаточно противоречивого тезиса о том, что национализированная при советской власти собственность не будет возвращаться прежним хозяевам, поэтому различным военным и хозяйственным структурам приходилось действовать несогласованно. Так, в Ровенской области из всего урожая одна треть полагалась тем, кто его убирает,­ одна треть – бывшему владельцу земли и одна треть – оккупационной администрации. Однако в Кировоградской области колхозникам было обещано выдавать 3 кг зерна за трудодень, но в итоге немецкие власти давали крестьянам 1 пуд (16,3 кг) с гектара, а остальное отбирали. По подсчетам К. Беркхоффа, при выполнении крестьянами всех немецких норм сдачи зерна, им самим бы доставалось 10 кг некачественного зерна в месяц. Попытка наладить взаимодействие с прежними советскими структурами была более успешной. Так, с самого начала оккупации с немцами начал взаимодействовать Всеукраинский кооперативный союз (Вукоопспiлка), обеспечивавший активный товарооборот с рейхом. Но этого для организации полноценного агрокомплекса было явно недостаточно.
В свете зашедшего в тупик осеннее-зимнего обсуждения земельного вопроса Гитлер, ранее высказывавшийся за ограничение реставрации частного землевладения на Украине и вообще считавший любой передел земли на оккупированных территориях «глупостью», пошел навстречу Розенбергу. Поддержал рейхсминистра и отвественный за экономику Геринг. Приказом от 15 февраля 1942 г. было провозглашено начало аграрной реформы на оккупированных территориях. Ее основным­ автором считается Отто Шиллер, ответственный работник группы по продовольствию и сельскому хозяйству министерства Розенберга.
Первоначально предусматривалось, что она будет состоять из трех этапов, а именно: создание общинных хозяйств, затем создание сельскохозяйственных кооперативов, а уже после – образование единоличных хозяйств. Все мероприятия, по предложению Коха, планировалось завершить к годовщине установления немецкой власти на Украине – 22 июня 1942 г. Однако уже вскоре первым камнем преткновения аграрной реформы стало перераспределение земли в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как впоследствии отмечали в отделе политики руководства рейхскомиссариата Украина, обещаний по поводу аграрных преобразований было дано «больше­ чем надо», и что для колхозников речь теперь идет о «неисполнимых надеждах». При этом, по сведениям полиции безопасности, колхозники относились к обещаниям оккупационной администрации с недоверием (до войны в частных руках находилось всего 1,2 % украинского земельного фонда) и высказывались о том, что не каждый из них готов стать единоличником, тем более что на практике пахота и посевы все равно производились коллективно. Более того – в ходе реформы произошел показательный процесс против отца и сына Дубишевских, жителей села Даничов Ровненской области, начавших настоящую войну с соседями за земельный надел.
Кроме того, как сообщал летом 1942 г. шеф ГФП, множество отставших солдат противника, оказавшихся в немецком тылу, и беглецов не могли получить работу на селе вследствие репрессивной политики немецкой администрации по отношению к чужакам, а также реорганизации сельскохозяйственной системы и, под влиянием слухов о принудительном угоне в Германию, пополняли партизанские отряды. Часть крестьян, как свидетельствуют документы местных управ, отталкивали от немцев моментально распространявшиеся слухи о том, что они «оставят колхозы». Тем не менее, уже в июле­1942 г. было официально объявлено о завершении первого этапа реформы.
Второй этап реформы начался осенью 1942 г. и охватил далеко не все районы Украины, хотя, как сообщала официальная пресса в августе того года, сев прошел на 80 % посевных площадей Украины. На этот раз уже сами гражданские хозяйства было решено преобразовать в кооперативы. По требованию Лейббрандта к весне 1943 г. должны были быть преобразованы 30 %, а к осени того же года – 50 % хозяйств. Как отмечает украинский историк С. Власенко, в кооперативе земля, рогатый скот и инвентарь разделялись между окрестными крестьянскими дворами, а те разукрупнялись, объединяясь по десять дворов (изначально по шесть-восемь хозяйств). Подобная «десятидворка» получала обозначение «агро-опорный пункт» и, в частности, была призвана защищать производство сельскохозяйственной продукции от нападений партизан. Размеры кооператива зависели от плотности населения и климатических особенностей и колебались в зависимости от региона – так, в Винницкой области «десятидворка» получала в ведение 40 га земли. Возможно, распределение земли в данном случае было предназначено для того, чтобы впоследствии заменить украинцев-собственников­ немцами. Объединенные 10-15 «десятидворок» образовывали сельскохозяйственный округ под руководством ла-фюрера. Урожай собирали каждый по отдельности, однако хозяйственные работы вели совместно, при этом те, кто занимался своим частным хозяйством в ущерб общей работе или не был способен выплачивать налоги в полной сумме, лишались надела в пользу других членов кооператива. Налоговая политика так же была неунифицированной: так, в Ахтырском районе Сумской области налоги следовало платить зерном, в Мариупольском районе Сталинской области – продуктами, а в Житомирской и Каменец-Подольской областях – зерном и деньгами.
Однако, несмотря на резкое увеличение числа кооперативов (с 1 300 в середине июня до 2 780 в середине августа 1943 г.), безуспешными оказались и призванная «напрячь все силы для восстановления сельского хозяйства» июньская декларация 1943 г. Розенберга, провозглашавшая, что земля признается личной собственностью всех имеющих на нее право, «включая солдат Красной Армии, эвакуированных лиц, лиц, находящихся в плену или на работах в Германии», и идея об укреплении кооперативов путем их дальнейшей механизации, и заявления об­ удвоении надела тех, кто борется против партизан. Кооперативы напоминали видоизмененные колхозы, доходы которых при этом упали без малого в 3 раза по сравнению с довоенным уровнем. У крестьян не было никакого стимула трудиться единолично, так как сельскохозяйственная продукция доставалась оккупационной администрации путем безвозмездного присвоения, номинально прикрываемого правлениями кооперативов. Таким образом к моменту освобождения Украины оказалось уничтожено 28 000 сел, 30 000 колхозов и 1 300 МТС. В сентябре 1943 г. Гитлер, который ещё в июле 1942 г. высказывался за то, чтобы перенять советскую систему организации труда, окончательно «завернул» закон о частной собственности на землю. В это же время в связи с наступлением Красной Армии на Украине была свернута и аграрная реформа. При этом, как отмечает Т. Маллиган, политика нацистов в аграрной области была единственным мероприятием, за котором осуществлялся централизованный контроль.
Помимо вышеуказанных мероприятий в промышленной и аграрной сфере, изменениям подверглась и область финансов. Еще в конце мая 1941 г. в Берлине прошло тайное совещание под руководством рейхсминистра экономики Функа, на­ котором рассматривалось предложение Розенберга по изготовлению фальшивых советских денег в преддверии нападения на СССР для последующего использования их на оккупированной территории. Однако этот план не был реализован, и в первые недели войны с жителями оккупированных территорий расплачивались (если расплачивались) расписками, которые представляли собой пронумерованные проштампованные бланки с печатью ОКВ, заполнялись от руки и обналичиваться должны были у офицеров. Затем в обращение были введены билеты имперских кредитных касс, ходившие на территории оккупированной нацистами Европы.
Первоначально немецкое военное командование и оккупационные власти стремились ограничить трату наличных денег военнослужащими: так, согласно выпущенному в сентябре 1941 г. распоряжению, им разрешалось совершать на оккупированной территории покупки на сумму до 1 000 рейхсмарок, причем даже личные средства в рейхсмарках солдаты обязаны были менять на кредитные билеты. Кроме того, с оккупированной территории запрещался вывоз валюты на сумму более 500 рейхсмарок, а на местных жителей распространялся общегосударственный принцип кредитования в виде добровольно-принудительных займов. В конце 1941­ г. были изданы первые приказы, согласно которым надлежало прекращать прием и выдачу советских рублей, предоставлять в кассы местной администрации все денежные остатки и произвести перерасчет заработных плат на марки из расчета 10 рублей за 1 рейхсмарку (при реальном курсе 2 рубля за 1 рейхсмарку).
После создания рейхскомиссариата Украина перед нацистском руководством встал вопрос о кредитовании мероприятий оккупационной администрации и финансовых операций. По словам американских экспертов, первоначально немецкие власти действовали в области финансов слаженно и грамотно, подминая под себя банки на оккупированной территории и учреждая собственную широкую сеть банков в главных городах каждой бывшей советской области. Центральный банк Украины, созданный по аналогии с таким же банком Остланда в марте 1942 г., находился в столице рейхскомиссариата – Ровно, имел филиалы в Киеве и Днепропетровске и по закону был освобожден от «всех без исключения государственных налогов и пошлин». В виду экономии валюты оккупационные власти предпочли не заменять рубли рейхсмарками или кредитными билетами, суррогатами марок, чтобы они не накапливались в руках населения, а заменить их по курсу­ 1:1 новой валютой – карбованцами, официально обеспечивавшимися рентой со всего украинского земельного фонда. Введение карбованца стало также дополнительной мерой борьбы с оттоком массы кредитных билетов обратно в Европу, так как для этого изначально не было предусмотрено регулирующих механизмов.
Карбованцы были отпечатаны в Германии и вышли в обращение 1 июля 1942 г. Планировалось, что они полностью вытеснят советские денежные знаки. Помимо чисто символического значения карбованцы несли важную финансовую функцию – таким образом немецкие власти планировали переложить на плечи местного населения всю тяжесть инфляции. В конце июля того же года вышло постановление о сдаче всей советской наличности и обмене ее на карбованцы, причем деньги не выдавались на руки, а зачислялись на специальные счета. Лицам, сдавшим советские рубли, выдавалось специальное удостоверение о том, что их средства обменены на карбованцы.
Помимо карбованцев, которые в немецких документах назывались «туземной валютой», законными платежными средствами на Украине оставались рейхсмарки и советские рубли. При этом самыми распространенными банкнотами, ходившими на Украине, по свидетельствам очевидцев, были­ советские 10 рублей и 1 оккупационная марка. Завоз крупных рублевых купюр был строго ограничен, для обращения в обиходе были сохранены банкноты 1 и 3 рубля. В качестве разменных денег на Украине ходили все советские монеты и были разрешены к хождению цинковые немецкие рейхспфенниги, тогда как, к примеру, на некоторых территориях РСФСР власти рассылали личные повестки о сдаче всей звонкой монеты. В 1943 г. планировался выпуск украинских монет (сохранился пробник из железа с гербом, идентичным гербу на алюминиевых монетах ГДР самого первого выпуска). Об их чеканке было офицально объявлено, однако в обращении они так и не появились.
Вместе с тем, нельзя характеризовать политику оккупационных властей как нацеленную исключительно на безвозмедное кредитование. Наряду с программами дебетирования местной экономики, призванными нарастить средства на активных счетах, существовала сберегательная система в виде специальных карточек. Для них имперскими властями выпускались специальные марки, которые приобретались за наличный расчет, а затем наклеивались на карточки. Проценты по ним, тем не менее, не начислялись. Также существовал месячный лимит на перевод средств на Украину и с Украины,­ если резидент работал зарубежом.
Следует, однако, отметить, что при введении новой валюты и, соответственно, осуществлении валютных операций, оккупационными властями были допущены две непростительные ошибки.
Во-первых, рубль, сохраненный в обращении, ходил по обе стороны фронта и пользовался популярностью как надежное денежное средство. Карбованцы же из-за слабой защищенности подделывались настолько активно, что, например, в прифронтовой зоне их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было платным – так, цена обычной перевязки доходила до 40 карбованцев. Ситуацию усугубляли и карательные действия ведомств Гиммлера по отношению к заболевшим. Так,­ СД уничтожала больных прямо в больницах, а те, кто успевал скрыться, только способствовали распространению инфекционных заболеваний.
Хотя для контроля над оборотом продуктов немецкое руководство выпускало распоряжения, запрещавшие гражданскому населению торговлю и обмен сельскохозяйственными продуктами города с селами, уже приозошел слом прежних механизмов контроля цен и спроса, в первую очередь, из-за массовой скупки товаров отступавшими и эвакуировавшимися и последующего их накопления населением из-за отказа наступавших платить за них реальными деньгами. Неустойчивая экономическая ситуация и опасение возобновления боев спровоцировали переход к бартерным сделкам и, как следствие, вызвали к жизни «черные» рынки, где промышленные товары и награбленные вещи меняли на продовольствие. По свидетельствам очевидцев, на таких рынках продавались вещи, ранее принадлежавшие убитым евреям, а солдаты местных гарнизонов сбывали здесь ворованное армейское имущество. В феврале 1942 г. последовал запрет для военных заниматься торговлей и бартером, а вскоре по приказу К. Китцингера за это была введена смертная казнь, что, однако, не мешало наживаться на нелегальной торговле гражданским­ инстанциям.
Действовали на Украине и продовольственные карточки на различные продукты питания. Карточки эти, больше походившие на почтовые марки, различались по цвету (зеленые – на яйца и сыр, красные – на хлеб, коричневые – на маргарин, голубые – на молоко, синие – на мясо, оранжевые на масло, фиолетовые – на макаронные изделия) и по нормам выдачи (5 граммов, 25 граммов, 62,5 грамма). При этом выдавались они только лицам немецкой национальности – карточки советских граждан (печатались на украинском языке) не несли на себе информацию о норме выдачи, так как паек был фиксированным. На самих карточках были проставлены число и месяц, а на корешке значились фамилия, имя и отчество владельца, год его рождения, домашний адрес, место работы, должность и количество детей до четырнадцати лет, если таковые имелись.
Местные жители, ощутив на себе такую продовольственную политику, старались, насколько это было возможно, утаить от немецкой администрации скот и продукты. За срыв снабжения следовали репрессивные меры. Так, сельскохозяйственный комендант Кременчугского района в своем распоряжении предупреждал, что «если с получением данного распоряжения через 1,5 суток граждане не­ выполнят установленных норм поставок молока и яиц, у них будут отобраны коровы и куры, а эти граждане будут объявлены саботажниками» и при повторном саботаже сдачи молока и яиц «будут расстреляны». За тайный забой крупного рогатого скота сперва налагались штрафы, причем деньги за незаконно убитый скот перечислялись на счет местного коменданта. Впоследствии за подобное нарушение следовала смертная казнь «через публичное повешение». Деньги при этом продолжали взиматься с населения, только теперь они переводились на счет местного банковского отделения.
Для оправдания своей деятельности нацистская администрация обращалась к пропаганде. В 1942 г. коллаборационистская газета «Волынь» опубликовала интересную статью о взаимоотношениях Украины и Европы. В ней говорится, что «с давних пор украинское сельское хозяйство играло важную роль не только в европейском снабжении, но и в мировом хозяйстве», через Украину со времен греков и римлян шли все важные торговые пути, а украинско-немецкие экономические связи исторически обусловлены. Немецкая торговля «следовала, прежде всего, через Бреслау, откуда одна восточная линия вела через Краков и­ Львов до великой Днепровской луки, средняя шла через Владимир до Киева, а южная через Варшаву достигала Орши. Хлеб и сельскохозяйственные продукты шли с Украины прежде всего в Германию, а через ее посредничество и в Западную Европу. Взамен Украина получала немецкие текстильные и металлические изделия, оружие, порох и предметы роскоши».
Данная статья является чрезвычайно показательной не только с пропагандистской, но и с психологической точки зрения.
Во-первых, немецкая администрация показывала свое историческое присутствие на всех оккупированных к тому времени территориях (Польша, Белоруссия, Украина). Во-вторых, оккупационные силы позиционировали себя как первейшего экономического партнера Украины. В-третьих, Украина показывалась как самостоятельный хозяйствующий субъект Восточной Европы, который вел свою независимую финансовую политику. Это, несомненно, было апелляцией к сознанию многих украинцев, для которых вопрос государственности был одним из самых болезненных.
Немецкие власти стремились тем самым показать, что даже в XVII в., когда государства Украина не существовало на карте Европы в принципе и когда ее сотрясали войны и казацкие восстания, на ней держалась­ вся экономика Речи Посполитой, а впоследствии и России, с которой Украина якобы находилась «в колониальных отношениях». В то же время, однако, в выводах украинских экспертов присутствуют некоторые неадекватные реальности разгара Второй мировой войны факты, явно взятые из германской консервативной печати начала ХХ века. Так, ими подчеркивалась близость Украины к торговым путям Берлин-Багдад, Берлин-Восточная Африка, Марсель-Суэцкий канал-Индокитай и т.п., тогда как картина мира к началу 1940-х гг. уже кардинально переменилась.
В том же году газета «Голос Волыни» сообщала, что «немецкая власть упразднила советскую барщину и отдала распоряжение о новом земельном порядке. Каждый работающий крестьянин получает свою землю, ту самую землю, которую большевики у него отобрали». Газета с воодушевлением призывала: «К работе! За Новый строй! Судьба Европы – судьба Украины!». Судьбой большей части Европы в годы Второй мировой войны, как известно, была работа на нужды нацистской Германии.
Наступивший 1942 г. был отмечен массовым развертыванием партизанского движения на оккупированных территориях, которое вскоре поставило под угрозу снабжение, средства­ коммуникации и важные предприятия. В результате вермахт стал испытывать дефицит в продовольствии и фураже, войска были обеспечены хлебом на 80 %, картофелем – на 70 % нормы. Для этого ОКВ в мае 1942 г. распорядилось использовать для охраны сбора урожая дополнительные полицейские соединения, а управление по Четырехлетнему плану в лице Геринга, в августе 1942 г. потребовавшего от восточных оккупированных областей единовременно предоставить более 3 млн. тонн зерна, 120 000 тонн растительного масла и значительное количество другого продовольствия, предложило использовать для этих целей даже части СС. Однако, несмотря на это, как пишет В. Бонусяк, в 1942-1944 гг. немецкие власти вследствие партизанской войны и саботажа местных жителей не получали и половины урожая зерна. О плохом урожае 1942 г. писала даже официальная немецкая газета оккупированной Украины Deutsche Ukraine Zeitung.
Тем не менее, как считает Э. Модсли, за те три урожая 1941-1943 гг., во время которых Украина была оккупирована, наибольшую выгоду немцы получили от урожая 1942 г., поскольку урожай 1941 г. пришелся на разгар боевых действий, а урожай 1943 г. – на отступление с территории СССР. При этом оценка доли украинского­ зерна в общей массе вывезенных с оккупированных восточных территорий злаков рознится: так, если по данным немецкого историка Д. Айхгольца более 94 % аграрной продукции поступали в Германию именно с Украины, то, согласно архивным материалам, статс-секретарь Бакке в 1943 г. отводил Украине 60 % поставок (соответственно 3 млн. тонн из 5 млн. тонн). Несмотря на постоянные диверсии партизан, которые только зимой 1942/43 гг. и только в генеральном округе Волынь лишили оккупационные силы 65 % присвоенного зерна, в распоряжении немецких властей находились значительные резервы зерновых: так, даже в феврале 1944 г. положительный баланс по зерну на Украине достигал 103, а по кормовым злакам – 149 %.
С целью привлечения на свою сторону основного украинского производителя – крестьянина – немецкие власти объявили, что принесли «новый земельный порядок» на территорию Советского Союза. Так, газета «Украинский голос» в 1943 г. отмечала, что, чтобы «поднять интенсивность сельского хозяйства, большевики использовали методы, которые уже были применены ими в промышленности. Крестьянина-колхозника окружили целой бандой надсмотрщиков… Вся эта армия дармоедов жила за­ счет колхозников. Для крестьян были созданы так называемые методы повышенной трудовой дисциплины, которые обязаны были еще в большей мере закрепостить крестьянина. За невыход на работу, за использование колхозного добра, за болезнь скотины колхозник нес не только материальную, но и судебную ответственность». Если сравнить официоз средств массовой информации с документами немецкой администрации, то можно заметить, что разница была лишь в том, что нацисты могли выжать и выжимали из «свободного» украинского крестьянства намного больше, чем все «надсмотрщики» вместе взятые.
В реальности будущее колхозов стало настоящей дилеммой для нацистского руководства, которая обусловила бурную дискуссию по этому поводу: объявить реприватизацию колхозной собственности, как это собирался сделать в Галиции генерал-губернатор Франк, чтобы привлечь население на свою сторону, или перейти к единообразному плану хозяйствования, нацеленному на получение максимальной выгоды? Еще до начала войны германская инстанция, известная как Трудовой штаб особого назначения, выпустила три инструкции по приемке соответственно совхозов, колхозов и МТС. Согласно этим инструкциям, первоочередной­ задачей в первом и втором случаях являлось выяснение количества трудоспособного населения и обслуживающего персонала, наличие семенного фонда, лошадей и имевшегося сельхозинвентаря, а в третьем случае – состояние имевшегося автопарка при сохранении и продолжении работы всех трех хозяйственных подразделений. Для выяснения подробностей в ноябре 1941 г. местным сельскохозяйственным учреждениям была спущена анкета, содержавшая вопросы о количестве агрономов в колхозе, о том, как часто в течение месяца они проверяют состояние хозяйств, как устроено сельскохозяйственное районирование и как решен вопрос с переводчиками. При этом, по словам заместителя Геринга Кёрнера, изменение положения колхозов в лучшую сторону должно было зависеть от ситуации на фронте.
При этом, если колхозы на Правобережной Украине начали стихийно исчезать (в том числе, расформировываться самими местными жителями) сразу после прихода немецких войск, то на Левобережье они продолжали существовать. На фоне сдвигавшегося на Восток фронта и наступившего временного безвластья во многих районах крестьяне начинали сами кроить земельные наделы. Это побудило как высшие, так и местные немецкие органы власти централизовать­ земельную политику. При этом они осознавали, что сохранение колхозов и совхозов, на котором, в частности, настаивал Геринг, с одной стороны, не будет привлекательным для части сельского населения, а их ликвидация, с другой стороны, может стать нежелательным стимулом для отстаивания бывшими колхозниками своих прав. Так, совершивший зимой 1941/42 гг. поездку по Украине статс-секретарь Бакке резко сократить число колхозов и удвоить личные наделы.
Несмотря на то, что уже к осени 1941 г. значительная часть территории Украины находилась в зоне тыла, до февраля 1942 г. в отношении аграрной политики на Украине, считавшейся главным источником продовольственных ресурсов, взаимопонимания не существовало. Кроме того, как отмечалось в официальных немецких публикациях, рейх юридически не являлся правопреемником СССР на оккупированных советских территориях. Это послужило основой достаточно противоречивого тезиса о том, что национализированная при советской власти собственность не будет возвращаться прежним хозяевам, поэтому различным военным и хозяйственным структурам приходилось действовать несогласованно. Так, в Ровенской области из всего урожая одна треть полагалась тем, кто его убирает,­ одна треть – бывшему владельцу земли и одна треть – оккупационной администрации. Однако в Кировоградской области колхозникам было обещано выдавать 3 кг зерна за трудодень, но в итоге немецкие власти давали крестьянам 1 пуд (16,3 кг) с гектара, а остальное отбирали. По подсчетам К. Беркхоффа, при выполнении крестьянами всех немецких норм сдачи зерна, им самим бы доставалось 10 кг некачественного зерна в месяц. Попытка наладить взаимодействие с прежними советскими структурами была более успешной. Так, с самого начала оккупации с немцами начал взаимодействовать Всеукраинский кооперативный союз (Вукоопспiлка), обеспечивавший активный товарооборот с рейхом. Но этого для организации полноценного агрокомплекса было явно недостаточно.
В свете зашедшего в тупик осеннее-зимнего обсуждения земельного вопроса Гитлер, ранее высказывавшийся за ограничение реставрации частного землевладения на Украине и вообще считавший любой передел земли на оккупированных территориях «глупостью», пошел навстречу Розенбергу. Поддержал рейхсминистра и отвественный за экономику Геринг. Приказом от 15 февраля 1942 г. было провозглашено начало аграрной реформы на оккупированных территориях. Ее основным­ автором считается Отто Шиллер, ответственный работник группы по продовольствию и сельскому хозяйству министерства Розенберга.
Первоначально предусматривалось, что она будет состоять из трех этапов, а именно: создание общинных хозяйств, затем создание сельскохозяйственных кооперативов, а уже после – образование единоличных хозяйств. Все мероприятия, по предложению Коха, планировалось завершить к годовщине установления немецкой власти на Украине – 22 июня 1942 г. Однако уже вскоре первым камнем преткновения аграрной реформы стало перераспределение земли в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как впоследствии отмечали в отделе политики руководства рейхскомиссариата Украина, обещаний по поводу аграрных преобразований было дано «больше­ чем надо», и что для колхозников речь теперь идет о «неисполнимых надеждах». При этом, по сведениям полиции безопасности, колхозники относились к обещаниям оккупационной администрации с недоверием (до войны в частных руках находилось всего 1,2 % украинского земельного фонда) и высказывались о том, что не каждый из них готов стать единоличником, тем более что на практике пахота и посевы все равно производились коллективно. Более того – в ходе реформы произошел показательный процесс против отца и сына Дубишевских, жителей села Даничов Ровненской области, начавших настоящую войну с соседями за земельный надел.
Кроме того, как сообщал летом 1942 г. шеф ГФП, множество отставших солдат противника, оказавшихся в немецком тылу, и беглецов не могли получить работу на селе вследствие репрессивной политики немецкой администрации по отношению к чужакам, а также реорганизации сельскохозяйственной системы и, под влиянием слухов о принудительном угоне в Германию, пополняли партизанские отряды. Часть крестьян, как свидетельствуют документы местных управ, отталкивали от немцев моментально распространявшиеся слухи о том, что они «оставят колхозы». Тем не менее, уже в июле­1942 г. было официально объявлено о завершении первого этапа реформы.
Второй этап реформы начался осенью 1942 г. и охватил далеко не все районы Украины, хотя, как сообщала официальная пресса в августе того года, сев прошел на 80 % посевных площадей Украины. На этот раз уже сами гражданские хозяйства было решено преобразовать в кооперативы. По требованию Лейббрандта к весне 1943 г. должны были быть преобразованы 30 %, а к осени того же года – 50 % хозяйств. Как отмечает украинский историк С. Власенко, в кооперативе земля, рогатый скот и инвентарь разделялись между окрестными крестьянскими дворами, а те разукрупнялись, объединяясь по десять дворов (изначально по шесть-восемь хозяйств). Подобная «десятидворка» получала обозначение «агро-опорный пункт» и, в частности, была призвана защищать производство сельскохозяйственной продукции от нападений партизан. Размеры кооператива зависели от плотности населения и климатических особенностей и колебались в зависимости от региона – так, в Винницкой области «десятидворка» получала в ведение 40 га земли. Возможно, распределение земли в данном случае было предназначено для того, чтобы впоследствии заменить украинцев-собственников­ немцами. Объединенные 10-15 «десятидворок» образовывали сельскохозяйственный округ под руководством ла-фюрера. Урожай собирали каждый по отдельности, однако хозяйственные работы вели совместно, при этом те, кто занимался своим частным хозяйством в ущерб общей работе или не был способен выплачивать налоги в полной сумме, лишались надела в пользу других членов кооператива. Налоговая политика так же была неунифицированной: так, в Ахтырском районе Сумской области налоги следовало платить зерном, в Мариупольском районе Сталинской области – продуктами, а в Житомирской и Каменец-Подольской областях – зерном и деньгами.
Однако, несмотря на резкое увеличение числа кооперативов (с 1 300 в середине июня до 2 780 в середине августа 1943 г.), безуспешными оказались и призванная «напрячь все силы для восстановления сельского хозяйства» июньская декларация 1943 г. Розенберга, провозглашавшая, что земля признается личной собственностью всех имеющих на нее право, «включая солдат Красной Армии, эвакуированных лиц, лиц, находящихся в плену или на работах в Германии», и идея об укреплении кооперативов путем их дальнейшей механизации, и заявления об­ удвоении надела тех, кто борется против партизан. Кооперативы напоминали видоизмененные колхозы, доходы которых при этом упали без малого в 3 раза по сравнению с довоенным уровнем. У крестьян не было никакого стимула трудиться единолично, так как сельскохозяйственная продукция доставалась оккупационной администрации путем безвозмездного присвоения, номинально прикрываемого правлениями кооперативов. Таким образом к моменту освобождения Украины оказалось уничтожено 28 000 сел, 30 000 колхозов и 1 300 МТС. В сентябре 1943 г. Гитлер, который ещё в июле 1942 г. высказывался за то, чтобы перенять советскую систему организации труда, окончательно «завернул» закон о частной собственности на землю. В это же время в связи с наступлением Красной Армии на Украине была свернута и аграрная реформа. При этом, как отмечает Т. Маллиган, политика нацистов в аграрной области была единственным мероприятием, за котором осуществлялся централизованный контроль.
Помимо вышеуказанных мероприятий в промышленной и аграрной сфере, изменениям подверглась и область финансов. Еще в конце мая 1941 г. в Берлине прошло тайное совещание под руководством рейхсминистра экономики Функа, на­ котором рассматривалось предложение Розенберга по изготовлению фальшивых советских денег в преддверии нападения на СССР для последующего использования их на оккупированной территории. Однако этот план не был реализован, и в первые недели войны с жителями оккупированных территорий расплачивались (если расплачивались) расписками, которые представляли собой пронумерованные проштампованные бланки с печатью ОКВ, заполнялись от руки и обналичиваться должны были у офицеров. Затем в обращение были введены билеты имперских кредитных касс, ходившие на территории оккупированной нацистами Европы.
Первоначально немецкое военное командование и оккупационные власти стремились ограничить трату наличных денег военнослужащими: так, согласно выпущенному в сентябре 1941 г. распоряжению, им разрешалось совершать на оккупированной территории покупки на сумму до 1 000 рейхсмарок, причем даже личные средства в рейхсмарках солдаты обязаны были менять на кредитные билеты. Кроме того, с оккупированной территории запрещался вывоз валюты на сумму более 500 рейхсмарок, а на местных жителей распространялся общегосударственный принцип кредитования в виде добровольно-принудительных займов. В конце 1941­ г. были изданы первые приказы, согласно которым надлежало прекращать прием и выдачу советских рублей, предоставлять в кассы местной администрации все денежные остатки и произвести перерасчет заработных плат на марки из расчета 10 рублей за 1 рейхсмарку (при реальном курсе 2 рубля за 1 рейхсмарку).
После создания рейхскомиссариата Украина перед нацистском руководством встал вопрос о кредитовании мероприятий оккупационной администрации и финансовых операций. По словам американских экспертов, первоначально немецкие власти действовали в области финансов слаженно и грамотно, подминая под себя банки на оккупированной территории и учреждая собственную широкую сеть банков в главных городах каждой бывшей советской области. Центральный банк Украины, созданный по аналогии с таким же банком Остланда в марте 1942 г., находился в столице рейхскомиссариата – Ровно, имел филиалы в Киеве и Днепропетровске и по закону был освобожден от «всех без исключения государственных налогов и пошлин». В виду экономии валюты оккупационные власти предпочли не заменять рубли рейхсмарками или кредитными билетами, суррогатами марок, чтобы они не накапливались в руках населения, а заменить их по курсу­ 1:1 новой валютой – карбованцами, официально обеспечивавшимися рентой со всего украинского земельного фонда. Введение карбованца стало также дополнительной мерой борьбы с оттоком массы кредитных билетов обратно в Европу, так как для этого изначально не было предусмотрено регулирующих механизмов.
Карбованцы были отпечатаны в Германии и вышли в обращение 1 июля 1942 г. Планировалось, что они полностью вытеснят советские денежные знаки. Помимо чисто символического значения карбованцы несли важную финансовую функцию – таким образом немецкие власти планировали переложить на плечи местного населения всю тяжесть инфляции. В конце июля того же года вышло постановление о сдаче всей советской наличности и обмене ее на карбованцы, причем деньги не выдавались на руки, а зачислялись на специальные счета. Лицам, сдавшим советские рубли, выдавалось специальное удостоверение о том, что их средства обменены на карбованцы.
Помимо карбованцев, которые в немецких документах назывались «туземной валютой», законными платежными средствами на Украине оставались рейхсмарки и советские рубли. При этом самыми распространенными банкнотами, ходившими на Украине, по свидетельствам очевидцев, были­ советские 10 рублей и 1 оккупационная марка. Завоз крупных рублевых купюр был строго ограничен, для обращения в обиходе были сохранены банкноты 1 и 3 рубля. В качестве разменных денег на Украине ходили все советские монеты и были разрешены к хождению цинковые немецкие рейхспфенниги, тогда как, к примеру, на некоторых территориях РСФСР власти рассылали личные повестки о сдаче всей звонкой монеты. В 1943 г. планировался выпуск украинских монет (сохранился пробник из железа с гербом, идентичным гербу на алюминиевых монетах ГДР самого первого выпуска). Об их чеканке было офицально объявлено, однако в обращении они так и не появились.
Вместе с тем, нельзя характеризовать политику оккупационных властей как нацеленную исключительно на безвозмедное кредитование. Наряду с программами дебетирования местной экономики, призванными нарастить средства на активных счетах, существовала сберегательная система в виде специальных карточек. Для них имперскими властями выпускались специальные марки, которые приобретались за наличный расчет, а затем наклеивались на карточки. Проценты по ним, тем не менее, не начислялись. Также существовал месячный лимит на перевод средств на Украину и с Украины,­ если резидент работал зарубежом.
Следует, однако, отметить, что при введении новой валюты и, соответственно, осуществлении валютных операций, оккупационными властями были допущены две непростительные ошибки.
Во-первых, рубль, сохраненный в обращении, ходил по обе стороны фронта и пользовался популярностью как надежное денежное средство. Карбованцы же из-за слабой защищенности подделывались настолько активно, что, например, в прифронтовой зоне их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

В­ вышеуказанной таблице использовались официальные данные оккупационной администрации, которые, в принципе, могли быть занижены и, следовательно, не являются достоверным источником. Н. Мюллер указывает, что только с января по март от голода умерло более 23 000 человек, то есть больше, чем за весь год. Тем не менее, даже из официального материала следует, что в 60 % случаев смерть наступала по причине голода, что говорит о неравномерном распределении имеющихся продуктов среди населения как о намеренной политике нацистов.
Спланированный искусственный голод вызвал, как следствие, массовые вспышки инфекционных заболеваний, в ряде мест переросших в эпидемии. Так, зимой 1941/42 гг. эпидемия сыпного тифа охватила Донбасс, Днепропетровск и Кривой Рог. В целом за время оккупации по сравнению с довоенным уровнем в 15 раз увеличилась заболеваемость сыпным тифом и 18 раз – дифтеритом. Доступ к медицинскому обслуживанию по указу рейхскомиссара Коха от 1 мая 1942 г. имели только лица, работавшие на рейх, причем зачастую оно было платным – так, цена обычной перевязки доходила до 40 карбованцев. Ситуацию усугубляли и карательные действия ведомств Гиммлера по отношению к заболевшим. Так,­ СД уничтожала больных прямо в больницах, а те, кто успевал скрыться, только способствовали распространению инфекционных заболеваний.
Хотя для контроля над оборотом продуктов немецкое руководство выпускало распоряжения, запрещавшие гражданскому населению торговлю и обмен сельскохозяйственными продуктами города с селами, уже приозошел слом прежних механизмов контроля цен и спроса, в первую очередь, из-за массовой скупки товаров отступавшими и эвакуировавшимися и последующего их накопления населением из-за отказа наступавших платить за них реальными деньгами. Неустойчивая экономическая ситуация и опасение возобновления боев спровоцировали переход к бартерным сделкам и, как следствие, вызвали к жизни «черные» рынки, где промышленные товары и награбленные вещи меняли на продовольствие. По свидетельствам очевидцев, на таких рынках продавались вещи, ранее принадлежавшие убитым евреям, а солдаты местных гарнизонов сбывали здесь ворованное армейское имущество. В феврале 1942 г. последовал запрет для военных заниматься торговлей и бартером, а вскоре по приказу К. Китцингера за это была введена смертная казнь, что, однако, не мешало наживаться на нелегальной торговле гражданским­ инстанциям.
Действовали на Украине и продовольственные карточки на различные продукты питания. Карточки эти, больше походившие на почтовые марки, различались по цвету (зеленые – на яйца и сыр, красные – на хлеб, коричневые – на маргарин, голубые – на молоко, синие – на мясо, оранжевые на масло, фиолетовые – на макаронные изделия) и по нормам выдачи (5 граммов, 25 граммов, 62,5 грамма). При этом выдавались они только лицам немецкой национальности – карточки советских граждан (печатались на украинском языке) не несли на себе информацию о норме выдачи, так как паек был фиксированным. На самих карточках были проставлены число и месяц, а на корешке значились фамилия, имя и отчество владельца, год его рождения, домашний адрес, место работы, должность и количество детей до четырнадцати лет, если таковые имелись.
Местные жители, ощутив на себе такую продовольственную политику, старались, насколько это было возможно, утаить от немецкой администрации скот и продукты. За срыв снабжения следовали репрессивные меры. Так, сельскохозяйственный комендант Кременчугского района в своем распоряжении предупреждал, что «если с получением данного распоряжения через 1,5 суток граждане не­ выполнят установленных норм поставок молока и яиц, у них будут отобраны коровы и куры, а эти граждане будут объявлены саботажниками» и при повторном саботаже сдачи молока и яиц «будут расстреляны». За тайный забой крупного рогатого скота сперва налагались штрафы, причем деньги за незаконно убитый скот перечислялись на счет местного коменданта. Впоследствии за подобное нарушение следовала смертная казнь «через публичное повешение». Деньги при этом продолжали взиматься с населения, только теперь они переводились на счет местного банковского отделения.
Для оправдания своей деятельности нацистская администрация обращалась к пропаганде. В 1942 г. коллаборационистская газета «Волынь» опубликовала интересную статью о взаимоотношениях Украины и Европы. В ней говорится, что «с давних пор украинское сельское хозяйство играло важную роль не только в европейском снабжении, но и в мировом хозяйстве», через Украину со времен греков и римлян шли все важные торговые пути, а украинско-немецкие экономические связи исторически обусловлены. Немецкая торговля «следовала, прежде всего, через Бреслау, откуда одна восточная линия вела через Краков и­ Львов до великой Днепровской луки, средняя шла через Владимир до Киева, а южная через Варшаву достигала Орши. Хлеб и сельскохозяйственные продукты шли с Украины прежде всего в Германию, а через ее посредничество и в Западную Европу. Взамен Украина получала немецкие текстильные и металлические изделия, оружие, порох и предметы роскоши».
Данная статья является чрезвычайно показательной не только с пропагандистской, но и с психологической точки зрения.
Во-первых, немецкая администрация показывала свое историческое присутствие на всех оккупированных к тому времени территориях (Польша, Белоруссия, Украина). Во-вторых, оккупационные силы позиционировали себя как первейшего экономического партнера Украины. В-третьих, Украина показывалась как самостоятельный хозяйствующий субъект Восточной Европы, который вел свою независимую финансовую политику. Это, несомненно, было апелляцией к сознанию многих украинцев, для которых вопрос государственности был одним из самых болезненных.
Немецкие власти стремились тем самым показать, что даже в XVII в., когда государства Украина не существовало на карте Европы в принципе и когда ее сотрясали войны и казацкие восстания, на ней держалась­ вся экономика Речи Посполитой, а впоследствии и России, с которой Украина якобы находилась «в колониальных отношениях». В то же время, однако, в выводах украинских экспертов присутствуют некоторые неадекватные реальности разгара Второй мировой войны факты, явно взятые из германской консервативной печати начала ХХ века. Так, ими подчеркивалась близость Украины к торговым путям Берлин-Багдад, Берлин-Восточная Африка, Марсель-Суэцкий канал-Индокитай и т.п., тогда как картина мира к началу 1940-х гг. уже кардинально переменилась.
В том же году газета «Голос Волыни» сообщала, что «немецкая власть упразднила советскую барщину и отдала распоряжение о новом земельном порядке. Каждый работающий крестьянин получает свою землю, ту самую землю, которую большевики у него отобрали». Газета с воодушевлением призывала: «К работе! За Новый строй! Судьба Европы – судьба Украины!». Судьбой большей части Европы в годы Второй мировой войны, как известно, была работа на нужды нацистской Германии.
Наступивший 1942 г. был отмечен массовым развертыванием партизанского движения на оккупированных территориях, которое вскоре поставило под угрозу снабжение, средства­ коммуникации и важные предприятия. В результате вермахт стал испытывать дефицит в продовольствии и фураже, войска были обеспечены хлебом на 80 %, картофелем – на 70 % нормы. Для этого ОКВ в мае 1942 г. распорядилось использовать для охраны сбора урожая дополнительные полицейские соединения, а управление по Четырехлетнему плану в лице Геринга, в августе 1942 г. потребовавшего от восточных оккупированных областей единовременно предоставить более 3 млн. тонн зерна, 120 000 тонн растительного масла и значительное количество другого продовольствия, предложило использовать для этих целей даже части СС. Однако, несмотря на это, как пишет В. Бонусяк, в 1942-1944 гг. немецкие власти вследствие партизанской войны и саботажа местных жителей не получали и половины урожая зерна. О плохом урожае 1942 г. писала даже официальная немецкая газета оккупированной Украины Deutsche Ukraine Zeitung.
Тем не менее, как считает Э. Модсли, за те три урожая 1941-1943 гг., во время которых Украина была оккупирована, наибольшую выгоду немцы получили от урожая 1942 г., поскольку урожай 1941 г. пришелся на разгар боевых действий, а урожай 1943 г. – на отступление с территории СССР. При этом оценка доли украинского­ зерна в общей массе вывезенных с оккупированных восточных территорий злаков рознится: так, если по данным немецкого историка Д. Айхгольца более 94 % аграрной продукции поступали в Германию именно с Украины, то, согласно архивным материалам, статс-секретарь Бакке в 1943 г. отводил Украине 60 % поставок (соответственно 3 млн. тонн из 5 млн. тонн). Несмотря на постоянные диверсии партизан, которые только зимой 1942/43 гг. и только в генеральном округе Волынь лишили оккупационные силы 65 % присвоенного зерна, в распоряжении немецких властей находились значительные резервы зерновых: так, даже в феврале 1944 г. положительный баланс по зерну на Украине достигал 103, а по кормовым злакам – 149 %.
С целью привлечения на свою сторону основного украинского производителя – крестьянина – немецкие власти объявили, что принесли «новый земельный порядок» на территорию Советского Союза. Так, газета «Украинский голос» в 1943 г. отмечала, что, чтобы «поднять интенсивность сельского хозяйства, большевики использовали методы, которые уже были применены ими в промышленности. Крестьянина-колхозника окружили целой бандой надсмотрщиков… Вся эта армия дармоедов жила за­ счет колхозников. Для крестьян были созданы так называемые методы повышенной трудовой дисциплины, которые обязаны были еще в большей мере закрепостить крестьянина. За невыход на работу, за использование колхозного добра, за болезнь скотины колхозник нес не только материальную, но и судебную ответственность». Если сравнить официоз средств массовой информации с документами немецкой администрации, то можно заметить, что разница была лишь в том, что нацисты могли выжать и выжимали из «свободного» украинского крестьянства намного больше, чем все «надсмотрщики» вместе взятые.
В реальности будущее колхозов стало настоящей дилеммой для нацистского руководства, которая обусловила бурную дискуссию по этому поводу: объявить реприватизацию колхозной собственности, как это собирался сделать в Галиции генерал-губернатор Франк, чтобы привлечь население на свою сторону, или перейти к единообразному плану хозяйствования, нацеленному на получение максимальной выгоды? Еще до начала войны германская инстанция, известная как Трудовой штаб особого назначения, выпустила три инструкции по приемке соответственно совхозов, колхозов и МТС. Согласно этим инструкциям, первоочередной­ задачей в первом и втором случаях являлось выяснение количества трудоспособного населения и обслуживающего персонала, наличие семенного фонда, лошадей и имевшегося сельхозинвентаря, а в третьем случае – состояние имевшегося автопарка при сохранении и продолжении работы всех трех хозяйственных подразделений. Для выяснения подробностей в ноябре 1941 г. местным сельскохозяйственным учреждениям была спущена анкета, содержавшая вопросы о количестве агрономов в колхозе, о том, как часто в течение месяца они проверяют состояние хозяйств, как устроено сельскохозяйственное районирование и как решен вопрос с переводчиками. При этом, по словам заместителя Геринга Кёрнера, изменение положения колхозов в лучшую сторону должно было зависеть от ситуации на фронте.
При этом, если колхозы на Правобережной Украине начали стихийно исчезать (в том числе, расформировываться самими местными жителями) сразу после прихода немецких войск, то на Левобережье они продолжали существовать. На фоне сдвигавшегося на Восток фронта и наступившего временного безвластья во многих районах крестьяне начинали сами кроить земельные наделы. Это побудило как высшие, так и местные немецкие органы власти централизовать­ земельную политику. При этом они осознавали, что сохранение колхозов и совхозов, на котором, в частности, настаивал Геринг, с одной стороны, не будет привлекательным для части сельского населения, а их ликвидация, с другой стороны, может стать нежелательным стимулом для отстаивания бывшими колхозниками своих прав. Так, совершивший зимой 1941/42 гг. поездку по Украине статс-секретарь Бакке резко сократить число колхозов и удвоить личные наделы.
Несмотря на то, что уже к осени 1941 г. значительная часть территории Украины находилась в зоне тыла, до февраля 1942 г. в отношении аграрной политики на Украине, считавшейся главным источником продовольственных ресурсов, взаимопонимания не существовало. Кроме того, как отмечалось в официальных немецких публикациях, рейх юридически не являлся правопреемником СССР на оккупированных советских территориях. Это послужило основой достаточно противоречивого тезиса о том, что национализированная при советской власти собственность не будет возвращаться прежним хозяевам, поэтому различным военным и хозяйственным структурам приходилось действовать несогласованно. Так, в Ровенской области из всего урожая одна треть полагалась тем, кто его убирает,­ одна треть – бывшему владельцу земли и одна треть – оккупационной администрации. Однако в Кировоградской области колхозникам было обещано выдавать 3 кг зерна за трудодень, но в итоге немецкие власти давали крестьянам 1 пуд (16,3 кг) с гектара, а остальное отбирали. По подсчетам К. Беркхоффа, при выполнении крестьянами всех немецких норм сдачи зерна, им самим бы доставалось 10 кг некачественного зерна в месяц. Попытка наладить взаимодействие с прежними советскими структурами была более успешной. Так, с самого начала оккупации с немцами начал взаимодействовать Всеукраинский кооперативный союз (Вукоопспiлка), обеспечивавший активный товарооборот с рейхом. Но этого для организации полноценного агрокомплекса было явно недостаточно.
В свете зашедшего в тупик осеннее-зимнего обсуждения земельного вопроса Гитлер, ранее высказывавшийся за ограничение реставрации частного землевладения на Украине и вообще считавший любой передел земли на оккупированных территориях «глупостью», пошел навстречу Розенбергу. Поддержал рейхсминистра и отвественный за экономику Геринг. Приказом от 15 февраля 1942 г. было провозглашено начало аграрной реформы на оккупированных территориях. Ее основным­ автором считается Отто Шиллер, ответственный работник группы по продовольствию и сельскому хозяйству министерства Розенберга.
Первоначально предусматривалось, что она будет состоять из трех этапов, а именно: создание общинных хозяйств, затем создание сельскохозяйственных кооперативов, а уже после – образование единоличных хозяйств. Все мероприятия, по предложению Коха, планировалось завершить к годовщине установления немецкой власти на Украине – 22 июня 1942 г. Однако уже вскоре первым камнем преткновения аграрной реформы стало перераспределение земли в рамках общины. Если, согласно проектам экспертов по земельному вопросу лета 1941 г., предполагалась защита прав собственности будущих украинских фермеров и наделение каждого из них 2-5 гектарами земли, то согласно новым представлениям о земельном межевании ряда высших руководителей оккупационной администрации (не в последнюю очередь, самого рейхсминистра Розенберга), надел, получаемый крестьянином, должен был зависеть от количества заработанных им трудодней. Число трудодней фиксировалось на уровне 22-25 трудодней в месяц при 13-часовом рабочем дне. При этом местными инстанциями высказывались пожелания о том, чтобы крестьяне отработали,­ по крайней мере, не меньшее число трудодней, чем в предыдущем, 1940 году.
От количества трудодней зависел и земельный надел, получаемый крестьянином: за 200 трудодней крестьянин получал 0,2 га, за 300 – 0,3 га и т.д. Кроме того, за помощь в борьбе против партизан, селянин получал дополнительно 0,25 га земли. Было даже образовано специальное землемерное управление, занимавшееся геодезической съемкой и перераспределением земли по заявкам немецких учреждений, частных предприятий, местных украинских учреждений и частных лиц. В совхозах, которым, согласно советской пропаганде, было уготована роль немецких поместий (в реальности их планировалось переориентировать на снабжение армии и рейха) сохранялись прежняя тарифная сетка: почасовая оплата у мужчин составляла 0,8 рубля, у женщин и молодежи до 18 лет – 0,64 рубля.
Стоит отметить, что наименование «общинное хозяйство» по сути лишь заменило название «колхоз» – суть хозяйствования при полном сохранении существовавшего на тот момент колхозного строя осталась той же – и это неоднократно подчеркивалось в различных официальных немецких документах. Из 16 536 украинских колхозов (а к началу войны было­ коллективизировано 88,8 % земельного фонда УССР) в такие «хозяйства» были реорганизованы лишь 12,1 %. «Отдельные мероприятия организационно-производственного характера», как, например, распоряжение от 15 августа 1941 г. об удвоении площади приусадебных участков и образование хуторов, стали скорее инструментами пропаганды, нежели реальной практикой – значение приусадебного участка в рамках объединения крестьян вообще планировалось нивелировать.
Украинские специалисты предлагали для успеха аграрных преобразований и повышения урожайности «без больших инвестиций в 3-4 раза» произвести огосударствление земельной ренты, ограничив частную собственность и оставив землю в общем пользовании. Проведением данных мероприятий, по их задумке, должны были заниматься смешанные украино-германские сельскохозяйственные комиссии. Также поступали предложения оставить на своих местах имущество колхозов и совхозов и специалистов, работавших в данной области. Противники аграрной реформы, напротив, требовали уравнения крестьянских наделов в независимости от числа едоков. Сложной она казалась и местным сельскохозяйственным руководителям (Landwirtschaftsführer, La-Führer).
Уже­ через три недели после принятия аграрного закона, 7 марта 1942 г., в него была внесена поправка, которая открывала доступ к переделу земли только 10 % крестьян, остальной же земельный фонд по сути резервировался для колонизационных мероприятий, да и само перераспределение, по сообщениям абвера, проходило «чрезвычайно несогласованно, с отклонениями, от полного отказа выполнения до понимания переходного характера данного мероприятия». Таким образом, закон возымел обратную силу и фактически потерял свои юридические свойства, если о таковых в данном случае вообще может идти речь.
Непонятной оставалась ситуация с пропагандой нового аграрного порядка. Если изначально немецкие власти запретили передел земли и инвентаря, закрепив существовавшую систему колхозов и совхозов, впоследствии была декларирована их постепенная отмена. Оккупационными властями повсеместно делался акцент на том, что гражданское хозяйство – это не коллективное хозяйство, а объединение единоличников, которыми, однако, можно было стать только с разрешения местной администрации при условии выполнения поставок продовольствия. Украинские эксперты считали, что существующей пропаганды недостаточно­ и нужна особая, учитывающая все своеобразие социокультурных отношений на Украине агитация.
Яркий пример психологической софистики явило собой и толкование понятия «гражданское хозяйство»: оккупационные власти не отрицали, что оно фактически дублирует колхозную систему, но при этом в качестве главного аргумента у них фигурировал тезис о «видоизменении» колхоза. При этом, если в документах, наряду с формулировками «общий двор» и «государственный двор», продолжали употребляться обозначения вроде «староста колхоза», то в открытых источниках (например, в прессе) упоминание термина «колхоз» находилось под запретом – так, к примеру, в школьных учебниках его заменяли нейтральным словом «село». Пытаясь разбавить серьезные рассуждения об аграрном переустройстве, газеты периодически печатали сатирические куплеты о том, что при советской власти не было «нi корови, нi свiнi, тiльки Сталiн на стiнi» («ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене»).
Как впоследствии отмечали в отделе политики руководства рейхскомиссариата Украина, обещаний по поводу аграрных преобразований было дано «больше­ чем надо», и что для колхозников речь теперь идет о «неисполнимых надеждах». При этом, по сведениям полиции безопасности, колхозники относились к обещаниям оккупационной администрации с недоверием (до войны в частных руках находилось всего 1,2 % украинского земельного фонда) и высказывались о том, что не каждый из них готов стать единоличником, тем более что на практике пахота и посевы все равно производились коллективно. Более того – в ходе реформы произошел показательный процесс против отца и сына Дубишевских, жителей села Даничов Ровненской области, начавших настоящую войну с соседями за земельный надел.
Кроме того, как сообщал летом 1942 г. шеф ГФП, множество отставших солдат противника, оказавшихся в немецком тылу, и беглецов не могли получить работу на селе вследствие репрессивной политики немецкой администрации по отношению к чужакам, а также реорганизации сельскохозяйственной системы и, под влиянием слухов о принудительном угоне в Германию, пополняли партизанские отряды. Часть крестьян, как свидетельствуют документы местных управ, отталкивали от немцев моментально распространявшиеся слухи о том, что они «оставят колхозы». Тем не менее, уже в июле­1942 г. было официально объявлено о завершении первого этапа реформы.
Второй этап реформы начался осенью 1942 г. и охватил далеко не все районы Украины, хотя, как сообщала официальная пресса в августе того года, сев прошел на 80 % посевных площадей Украины. На этот раз уже сами гражданские хозяйства было решено преобразовать в кооперативы. По требованию Лейббрандта к весне 1943 г. должны были быть преобразованы 30 %, а к осени того же года – 50 % хозяйств. Как отмечает украинский историк С. Власенко, в кооперативе земля, рогатый скот и инвентарь разделялись между окрестными крестьянскими дворами, а те разукрупнялись, объединяясь по десять дворов (изначально по шесть-восемь хозяйств). Подобная «десятидворка» получала обозначение «агро-опорный пункт» и, в частности, была призвана защищать производство сельскохозяйственной продукции от нападений партизан. Размеры кооператива зависели от плотности населения и климатических особенностей и колебались в зависимости от региона – так, в Винницкой области «десятидворка» получала в ведение 40 га земли. Возможно, распределение земли в данном случае было предназначено для того, чтобы впоследствии заменить украинцев-собственников­ немцами. Объединенные 10-15 «десятидворок» образовывали сельскохозяйственный округ под руководством ла-фюрера. Урожай собирали каждый по отдельности, однако хозяйственные работы вели совместно, при этом те, кто занимался своим частным хозяйством в ущерб общей работе или не был способен выплачивать налоги в полной сумме, лишались надела в пользу других членов кооператива. Налоговая политика так же была неунифицированной: так, в Ахтырском районе Сумской области налоги следовало платить зерном, в Мариупольском районе Сталинской области – продуктами, а в Житомирской и Каменец-Подольской областях – зерном и деньгами.
Однако, несмотря на резкое увеличение числа кооперативов (с 1 300 в середине июня до 2 780 в середине августа 1943 г.), безуспешными оказались и призванная «напрячь все силы для восстановления сельского хозяйства» июньская декларация 1943 г. Розенберга, провозглашавшая, что земля признается личной собственностью всех имеющих на нее право, «включая солдат Красной Армии, эвакуированных лиц, лиц, находящихся в плену или на работах в Германии», и идея об укреплении кооперативов путем их дальнейшей механизации, и заявления об­ удвоении надела тех, кто борется против партизан. Кооперативы напоминали видоизмененные колхозы, доходы которых при этом упали без малого в 3 раза по сравнению с довоенным уровнем. У крестьян не было никакого стимула трудиться единолично, так как сельскохозяйственная продукция доставалась оккупационной администрации путем безвозмездного присвоения, номинально прикрываемого правлениями кооперативов. Таким образом к моменту освобождения Украины оказалось уничтожено 28 000 сел, 30 000 колхозов и 1 300 МТС. В сентябре 1943 г. Гитлер, который ещё в июле 1942 г. высказывался за то, чтобы перенять советскую систему организации труда, окончательно «завернул» закон о частной собственности на землю. В это же время в связи с наступлением Красной Армии на Украине была свернута и аграрная реформа. При этом, как отмечает Т. Маллиган, политика нацистов в аграрной области была единственным мероприятием, за котором осуществлялся централизованный контроль.
Помимо вышеуказанных мероприятий в промышленной и аграрной сфере, изменениям подверглась и область финансов. Еще в конце мая 1941 г. в Берлине прошло тайное совещание под руководством рейхсминистра экономики Функа, на­ котором рассматривалось предложение Розенберга по изготовлению фальшивых советских денег в преддверии нападения на СССР для последующего использования их на оккупированной территории. Однако этот план не был реализован, и в первые недели войны с жителями оккупированных территорий расплачивались (если расплачивались) расписками, которые представляли собой пронумерованные проштампованные бланки с печатью ОКВ, заполнялись от руки и обналичиваться должны были у офицеров. Затем в обращение были введены билеты имперских кредитных касс, ходившие на территории оккупированной нацистами Европы.
Первоначально немецкое военное командование и оккупационные власти стремились ограничить трату наличных денег военнослужащими: так, согласно выпущенному в сентябре 1941 г. распоряжению, им разрешалось совершать на оккупированной территории покупки на сумму до 1 000 рейхсмарок, причем даже личные средства в рейхсмарках солдаты обязаны были менять на кредитные билеты. Кроме того, с оккупированной территории запрещался вывоз валюты на сумму более 500 рейхсмарок, а на местных жителей распространялся общегосударственный принцип кредитования в виде добровольно-принудительных займов. В конце 1941­ г. были изданы первые приказы, согласно которым надлежало прекращать прием и выдачу советских рублей, предоставлять в кассы местной администрации все денежные остатки и произвести перерасчет заработных плат на марки из расчета 10 рублей за 1 рейхсмарку (при реальном курсе 2 рубля за 1 рейхсмарку).
После создания рейхскомиссариата Украина перед нацистском руководством встал вопрос о кредитовании мероприятий оккупационной администрации и финансовых операций. По словам американских экспертов, первоначально немецкие власти действовали в области финансов слаженно и грамотно, подминая под себя банки на оккупированной территории и учреждая собственную широкую сеть банков в главных городах каждой бывшей советской области. Центральный банк Украины, созданный по аналогии с таким же банком Остланда в марте 1942 г., находился в столице рейхскомиссариата – Ровно, имел филиалы в Киеве и Днепропетровске и по закону был освобожден от «всех без исключения государственных налогов и пошлин». В виду экономии валюты оккупационные власти предпочли не заменять рубли рейхсмарками или кредитными билетами, суррогатами марок, чтобы они не накапливались в руках населения, а заменить их по курсу­ 1:1 новой валютой – карбованцами, официально обеспечивавшимися рентой со всего украинского земельного фонда. Введение карбованца стало также дополнительной мерой борьбы с оттоком массы кредитных билетов обратно в Европу, так как для этого изначально не было предусмотрено регулирующих механизмов.
Карбованцы были отпечатаны в Германии и вышли в обращение 1 июля 1942 г. Планировалось, что они полностью вытеснят советские денежные знаки. Помимо чисто символического значения карбованцы несли важную финансовую функцию – таким образом немецкие власти планировали переложить на плечи местного населения всю тяжесть инфляции. В конце июля того же года вышло постановление о сдаче всей советской наличности и обмене ее на карбованцы, причем деньги не выдавались на руки, а зачислялись на специальные счета. Лицам, сдавшим советские рубли, выдавалось специальное удостоверение о том, что их средства обменены на карбованцы.
Помимо карбованцев, которые в немецких документах назывались «туземной валютой», законными платежными средствами на Украине оставались рейхсмарки и советские рубли. При этом самыми распространенными банкнотами, ходившими на Украине, по свидетельствам очевидцев, были­ советские 10 рублей и 1 оккупационная марка. Завоз крупных рублевых купюр был строго ограничен, для обращения в обиходе были сохранены банкноты 1 и 3 рубля. В качестве разменных денег на Украине ходили все советские монеты и были разрешены к хождению цинковые немецкие рейхспфенниги, тогда как, к примеру, на некоторых территориях РСФСР власти рассылали личные повестки о сдаче всей звонкой монеты. В 1943 г. планировался выпуск украинских монет (сохранился пробник из железа с гербом, идентичным гербу на алюминиевых монетах ГДР самого первого выпуска). Об их чеканке было офицально объявлено, однако в обращении они так и не появились.
Вместе с тем, нельзя характеризовать политику оккупационных властей как нацеленную исключительно на безвозмедное кредитование. Наряду с программами дебетирования местной экономики, призванными нарастить средства на активных счетах, существовала сберегательная система в виде специальных карточек. Для них имперскими властями выпускались специальные марки, которые приобретались за наличный расчет, а затем наклеивались на карточки. Проценты по ним, тем не менее, не начислялись. Также существовал месячный лимит на перевод средств на Украину и с Украины,­ если резидент работал зарубежом.
Следует, однако, отметить, что при введении новой валюты и, соответственно, осуществлении валютных операций, оккупационными властями были допущены две непростительные ошибки.
Во-первых, рубль, сохраненный в обращении, ходил по обе стороны фронта и пользовался популярностью как надежное денежное средство. Карбованцы же из-за слабой защищенности подделывались настолько активно, что, например, в прифронтовой зоне их вообще не принимали в качестве оплаты. Не помогло даже введение в мае 1943 г. за смертной казни за фальшивомонетчество. При этом курс по сути ничем не обеспеченного карбованца колебался в зависимости от побед или поражений вермахта, что в конечном итоге привело к его обвалу в начале 1944 г. Кроме того, при освобождении какого-либо населенного пункта от немцев цены резко падали, что положительно воспринималось населением, которое старалось сохранить рубли и не стремилось накапливать украинско-немецкие банкноты, которых к концу оккупационного режима было выпущено на сумму около 11 млрд. карбованцев.
Во-вторых, немецкие власти пошли, в виду нехватки валюты, на совершенно необдуманный шаг, развернув обменные пункты, менявшие деньги­ военнослужащих союзных Германии стран на карбованцы. На Украине появлялись в ходу венгерские пенгё, румынские леи, итальянские лиры и даже испанские песеты, что внесло окончательный дисбаланс в местную экономику и сделало хождение карбованца фикцией.
Другой чертой финансовой политики Германии на оккупированной Украине были установление низких цен на закупку сельскохозяйственных продуктов и высоких цен на промышленные товары, ввозимые на Украину. Как отмечает Н. Мюллер, это было сделано для того, чтобы местное население возмещало оккупационные расходы.
В сфере налоговой политики в октябре 1941 г. произошло фиксирование прежних налогов, которые, по плану, включали налог с оборота, налог с прибыли и государственные займы, причем снижать налоговые ставки оккупационная администрация не намеревалась. Как показывала практика остальных оккупированных нацистами территорий, на Украине также должны были быть увеличены налоговые ставки, повышена пеня за задолженность, а также введены новые налоги. Известно, что в качестве последней меры в январе 1942 г. по приказу Коха был установлен налог на собак для всех владельцев ненемецкой национальности, которых обязали вносить за своих питомцев­ по 150-200 карбованцев ежемесячно. Наряду с «собачьей» пошлиной, за уплату которой даже выдавали специальные квитанции, существовали налоги на окна, двери и мебель. Изменение ставок и пени по архивным документам проследить не удалось.
Нужно отметить, что немецкое руководство планировало за счет различных ресурсов оккупированной Украины обеспечить экономическое превосходство Германии над Советским Союзом, для чего были применены производственные комплексы промышленных районов Украины и ее сельское хозяйство. Однако из-за ряда причин (несогласованность командных экономических инстанций, противодействие и саботаж со стороны местного населения, деятельность партизан, нестабильная ситуация на фронте) немецкой администрации не удалось в достаточной мере использовать советские предприятия, а противодействие населения и партизанских отрядов подорвало продовольственное снабжение и работу сельскохозяйственных учреждений.
Руководители рейха слишком поздно осознали, что «идея о высоких доходах с Востока была иллюзорной». Несмотря на кажущиеся внушительными цифры, присовенных нацистами на Украине ресурсов в реальности едва бы хватило для обеспечения всех­ необходимых нужд. Так, учитывая переданные вермахту и населению Германии в 1941/1942 гг. 42 740 т жиров, при потреблении жиров до войны в размере 27,3 кг на душу населения, указанного количества хватило бы на порядка 1,5 млн. человек, что явно не отвечало установленным германским правительством целям автаркии (при населении рейха в 1941 г. 73 млн. человек) и вполне оправдывало прогнозы рейхсминистра Шверина-Крозигка. Учитывая, что даже по официальным данным урожайность Германии в первой половине 1930-х гг. была в среднем в 2 ¼ раза выше, чем на Украине, представления нацистов о спасительном украинском зерне не соответствовали действительности.
Как считает Р.-Д. Мюллер, нацистское руководство изначально не сумело четко разграничить краткосрочные (военные) и долгосрочные (колонизационные) задачи, в результате чего не произошло ожидаемого согласования идеологии и экономики. Неэффективное использование промышленности и сельского хозяйства на оккупированной Украине, распыление сил и неумение наладить работу местных органов власти подтолкнуло оккупационную администрацию к массовому вывозу сырья и средств производства в Германию, а позднее – и к политике «выжженной земли».­ Одними из главных причин неурядиц и сбоев в работе немецких оккупационных органов были как нескончаемый дележ полномочий и, по выражению К. Паньковского, «грубое, брутальное и глупое поведение немцев», так и следствие пропагандистских лозунгов о том, что жители захваченных восточных областей – существа низшего порядка, а значит их гибель на производстве или искусственно вызванный голод среди населения – явления сами собой разумеющиеся.
§ 2. Тактика «выжженной земли».
Сражения 1943 г., такие как Сталинградская битва и битва на Курской дуге, сумели окончательно переломить ход войны в пользу Советского Союза. Из-за огромных потерь вермахт мог рассчитывать на тактический успех только в обороне своих позиций от наступавшей Красной Армии. Такое развитие событий потребовало от нацистского руководства начать изменение структур оккупационного режима.
Спор между гражданскими и военными структурами за полномочия на оккупированных территориях внес дезорганизацию в управление ими. Постепенное налаживание производства в освобожденных областях Украины (к 1944 г. она давала 18 % валового производства всего СССР) и образование новых баз и плацдармов для наступления на Запад поставили немецкие оккупационные власти в очень сложное положение, обусловив их кризис и последующий развал всей вертикали оккупационной администрации.
Нацистское руководство, тем не менее, продолжало придавать особое значение удержанию Украины, что, по мнению немецкого командования, могло решить итог войны. Однако, откатываясь под натиском Красной Армии и не имея возможности удержать занятые рубежи, немецкие войска были вынуждены оставлять район за районом, где находились промышленные предприятия и­ вся та инфрастуктура, которой они так и не сумели воспользоваться. На основе этого армейское командование и политическое руководство приняли решение перейти к политике «выжженной земли».
Необходимо отметить, что данный процесс не являлся последней попыткой оккупационной администрации уничтожить то, что невозможно было вывезти. Это был комплекс тактических мер, который представлял собой длительный процесс, начавшийся еще в конце 1941 г. и достигший своей наивысшей точки к осени 1943 г. На своем пике этот комплекс включал в себя такие фазы, как: рассредоточение, то есть подготовка мероприятий по эвакуации, эвакуация, или вывоз всех транспортабельных материальных ценностей, полное разрушение того, что по каким-то причинам вывезти нельзя.
Рассредоточение производилось гражданскими структурами под бдительным надзором военных и только по команде штаба армии. Для любой материальной ценности, подготовленной к эвакуации, должен был быть выделен транспорт. Украинские архивные фонды донесли до нас массив служебной корреспонденции, относящейся к концу 1943-началу 1944 гг. Так, генеральный комиссар округа Житомир телеграфировал директору Имперских железных дорог осенью 1943 г.,­ что для вывоза из Житомира грузов военного значения и фольксдойче необходимы 1 725 вагонов, в том числе 1 000 товарных вагонов требуется для зерна, сахара и другого продовольствия, 160 открытых платформ или платформ с высокими бортами – для эвакуируемых грузов 1-ой категории, 250 товарных вагонов – для 4-5 тысяч фольксдойче с багажом; остальные – для текстильных товаров, кожи, бумаги, целлюлозы, шерсти, льноволокна, машин, фармацевтических товаров. Как следует из этого документа, рассредоточение производилось чрезвычайно поспешно, и даже предполагаемых колонизаторов Украины вывозили в рейх в товарных вагонах.
Эвакуации в подавляющей массе подвергались промышленное сырье и сельскохозяйственная продукция. Только зерна весной 1944 г. было вывезено 600 000 тонн.
При эвакуации сырья учитывалось все, до самых мелочей. По сохранившимся сводкам, относящимся к июлю 1943 г., можно определить, что к первоочередным ресурсам относились цветные металлы и сплавы, марганцевые руды (для производства стали), драгоценные металлы, пиролюзит (для создания фильтров в противогазах), парафиновое масло и канифоль (для применения в качестве смазочных материалов), каучук (для производства шин), глицерин­ (для создания взрывчатых веществ), а также лен, шерсть и хлопок – основа текстильного и трикотажного производства. Во вторую очередь шли хинин (для фармацевтической промышленности), фосфаты (для производства удобрений), скипидар и асбест. Кроме того, по данным начальника сельскохозяйственного отдела администрации рейхскомиссариата Украина Г. Кёрнера при отступлении немецкие войска угнали более 1 млн. голов крупного рогатого скота и отправили в тыл более 3 000 эшелонов с заводским оборудованием и сельскохозяйственной техникой.

У Моцарта – подчеркивание танцевальности, штриха.

У Гайдна - кроме штриха подчеркивается ритм, он более определенный, на бас обязательна педаль (особенно крайние части цикла).

Иная педаль у Бетховена - на октавном изложении педаль связывает мелодию, это ближе к романтическим принципам взятия педали.

У Баха - педаль –только связка (Инвенция № 7 трехголосная).

Ученик должен знать, что в классических сонатинах педаль используется относительно мало. Надо обратить внимание ученика на то, что педаль нигде не должна быть густой и затемнять рисунок мелодии или сопровождения.

Заключение

В заключении хочется сказать, что работа над произведениями крупной формы способствует развитию музыкального мышления ученика, наиболее полному раскрытию его творческого потенциала. При этом надо учитывать все индивидуальные характеристики учащегося, а именно: одаренность, культуру, вкус, чувство и темперамент, богатство фантазии и интеллект каждого ребенка. Освоение крупной формы требует от учащегося умения логически мыслить, умения анализировать, знания теории музыки, а так же хорошей исполнительной подготовки. Достигнуть успеха можно лишь непрерывно развивая ученика музыкально, интеллектуально, пианистически и артистически.

Список литературы

1. Асафьев, Б.В. Избранные статьи о музыкальном просвещении и образовании.[Текст]/Б.В.Асафьев. – М., 2011. – 152 с.

2. Баренбойм, Л.А. Музыкальная педагогика и исполнительство. [Текст] /Л.А.Баренбойм. – Л.: Музыка. Ленингр. отд-ние, 2009. – 356 с.

3. Беркман, Т.Л. Методика обучения игре на фортепиано.[Текст] /Т.Л.Беркман. – М.: Просвещение, 1977. – 104 с.

4. Каузова, А. Г. Теория и методика обучения игре на Фортепиано. [Текст] / А.Г.Каузова, А.И.Николаева. – М., 2001. – 273 с.

5. Метнер, Н. К. Повседневная работа пианиста и композитора. Учебное пособие [Текст]./Н.К.Метнер. –М., 1963. – 157 с.

6. Милич, Б. Воспитание ученика-пианиста. Методическое пособие. [Текст]/Б.Милич. – М., 2012. – 183 с.

7. Мильштейн, Я. И. Вопросы теории истории исполнительства.[Текст] / Я.И.Мильштейн. – М.: Советский композитор, 1983. – 266 с.

8. Прохорова, И. Музыкальная литература зарубежных стран./И.Прохорова. – М., 2003. – 112 с., ил.

9. Савшинский, С.И. Работа пианиста над музыкальным произведением.[Текст] / С.И.Савшинский. - Л.,1964. – 184 с.

10. Шмидт-Шкловская, А. О воспитании пианистических навыков. Методическое пособие. [Текст] / А.Шмидт-Шкловская. – М.: Классика-XXI, 2009. – 36 с.

11. Щапов, А. П. Фортепианная педагогика.[Текст] / А.П.Щапов. – М.: Советская Россия, 1960. – 172 с.

12. Щапов, А.П. Фортепианный урок в музыкальной школе и училище. Методическое пособие. [Текст] / А.П.Щапов.– М.: Классика-XXI, 2009.–176 с.

8