Литературный час "Поэзия моя, ты из окопа..."

Великой Победе посвящается

1941 - 1945

«Поэзия моя,

ты из окопа…»

Во время войны поэзия становится голосом Родины Матери, которая взывала к сынам с плакатов. Ответственность за судьбу Родины, горечь поражений, ненависть к врагу, стойкость, верность Отчизне, вера в победу - вот что под пером разных художников отлилось в неповторимые стихотворения, баллады, поэмы, песни.

«ДО СВИДАНИЯ, МАЛЬЧИКИ « Ах, война, что ж ты сделала, подлая: стали тихими наши дворы, наши мальчики головы подняли – повзрослели они до поры, на пороге едва помаячили и ушли, за солдатом - солдат.. . До свидания, мальчики! Мальчики, постарайтесь вернуться назад. Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими, не жалейте ни пуль, ни гранат и себя не щадите, и все-таки постарайтесь вернуться назад. Ах, война, что ж ты, подлая, сделала: вместо свадеб - разлуки и дым, наши девочки платьица белые раздарили сестренкам своим. Сапоги - ну куда от них денешься? Да зеленые крылья погон... Вы наплюйте на сплетников, девочки. Мы сведем с ними счеты потом. Пусть болтают, что верить вам не во что, что идете войной наугад... До свидания, девочки! Девочки, постарайтесь вернуться назад.

Борис

Окуджава

«Жди меня»

Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня,

Константин

Симонов

Выпьют горькое вино На помин души… Жди. И с ними заодно Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: — Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,- Просто ты умела ждать, Как никто другой.

Муса Джалиль Не проходит ни одного конкурса чтецов среди школьников, чтобы там не звучало стихотворение Мусы Джалиля — поэта, погибшего в фашистских застенках.

«Варварство»

Своими видел я глазами,

Как солнце скорбное, омытое слезами,

Сквозь тучу вышло на поля,

В последний раз детей поцеловало,

В последний раз… Шумел осенний лес.

Казалось, что сейчас Он обезумел.

Гневно бушевала Его листва.

Сгущалась мгла вокруг.

Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,

Он падал, издавая вздох тяжелый.

Детей внезапно охватил испуг,—

Прижались к матерям, цепляясь за подолы.

И выстрела раздался резкий звук,

Прервав проклятье,

Что вырвалось у женщины одной.

Ребенок, мальчуган больной,

Головку спрятал в складках платья

Еще не старой женщины.

Они с детьми погнали матерей

И яму рыть заставили,

а сами Они стояли, кучка дикарей,

И хриплыми смеялись голосами.

У края бездны выстроили в ряд

Бессильных женщин, худеньких ребят.

Пришел хмельной майор и медными глазами

Окинул обреченных… Мутный дождь

Гудел в листве соседних рощ

И на полях, одетых мглою,

И тучи опустились над землею,

Друг друга с бешенством гоня…

Нет, этого я не забуду дня,

Я не забуду никогда, вовеки!

Я видел: плакали, как дети, реки,

И в ярости рыдала мать-земля.

Она Смотрела, ужаса полна.

Как не лишиться ей рассудка!

Все понял, понял все малютка. —

Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать!

Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.

Дитя, что ей всего дороже,

Нагнувшись, подняла двумя руками мать,

Прижала к сердцу, против дула прямо…

— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!

Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь?

— И хочет вырваться из рук ребенок,

И страшен плач, и голос тонок,

И в сердце он вонзается, как нож.

— Не бойся, мальчик мой.

Сейчас вздохнешь ты вольно.

Закрой глаза, но голову не прячь,

Чтобы тебя живым не закопал палач.

Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.

— И он закрыл глаза. И заалела кровь,

По шее лентой красной извиваясь.

Две жизни наземь падают, сливаясь,

Две жизни и одна любовь!

Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.

Заплакала земля в тоске глухой,

О, сколько слез, горячих и горючих!

Земля моя, скажи мне, что с тобой?

Ты часто горе видела людское,

Ты миллионы лет цвела для нас,

Но испытала ль ты хотя бы раз

Такой позор и варварство такое?

Страна моя, враги тебе грозят,

Но выше подними великой правды знамя,

Омой его земли кровавыми слезами,

И пусть его лучи пронзят,

Пусть уничтожат беспощадно

Тех варваров, тех дикарей,

Что кровь детей глотают жадно,

Кровь наших матерей…

Будь проклят сорок первый год — ты, вмерзшая в снега пехота. Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв — и лейтенант хрипит. И смерть опять проходит мимо. Но мы уже не в силах ждать. И нас ведет через траншеи окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи. Бой был короткий. А потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую .

Семен Гудзенко

Когда на смерть идут

— поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час

в бою — час ожидания атаки. Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной. Разрыв — и умирает друг. И значит — смерть проходит

мимо. Сейчас настанет мой черед, За мной одним идет охота.

Ольга Берггольц

Бессонны ночи, тяжек день любой. Но мы забыли, что такое слезы, что называлось страхом и мольбой. Я говорю: нас, граждан Ленинграда, не поколеблет грохот канонад, и если завтра будут баррикады - мы не покинем наших баррикад.

И женщины с бойцами встанут рядом, и дети нам патроны поднесут, и надо всеми нами зацветут старинные знамена Петрограда. Руками сжав обугленное сердце, такое обещание даю я, горожанка, мать красноармейца, погибшего под Стрельною в бою: Мы будем драться с беззаветной силой, мы одолеем бешеных зверей, мы победим, клянусь тебе, Россия, от имени российских матерей.

Я говорю с тобой под свист снарядов, угрюмым заревом озарена. Я говорю с тобой из Ленинграда, страна моя, печальная страна... Кронштадтский злой, неукротимый ветер в мое лицо закинутое бьет. В бомбоубежищах уснули дети, ночная стража встала у ворот. Над Ленинградом - смертная угроза...

Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Всего, друзья, солдат простой, Без званий и наград. Ему как мавзолей земля - На миллион веков, И Млечные Пути пылят Вокруг него с боков. На рыжих скатах тучи спят, Метелицы метут, Грома тяжелые гремят, Ветра разбег берут. Давным-давно окончен бой... Руками всех друзей Положен парень в шар земной, Как будто в мавзолей...

Сергей Орлов

СОЛДАТСКИЕ БУДНИ

Только что пришла с передовой

Мокрая, замёрзшая и злая,

А в землянке нету никого,

И, конечно, печка затухает.

Так устала - руки не поднять,

Не до дров, - согреюсь под шинелью.

Прилегла, но слышу, что опять

По окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,

А навстречу мне рванулось пламя.

Мне навстречу - те, кому помочь

Я должна спокойными руками.

И за то, что снова до утра

Смерть ползти со мною будет рядом,

Мимоходом: «Молодец, сестра!» -

Крикнут мне товарищи в награду.

Да ещё сияющий комбат

Руки мне протянет после боя:

- Старшина, родная! Как я рад,

Что опять осталась ты живою!

Юлия Друнина

Дмитрий Кедрин

Ночь в убежище

Ложишься спать, когда в четыре

Дадут по радио отбой.

Умрешь - единственная в мире

Всплакнет сирена над тобой.

Где звезды, что тебе знакомы?

Их нет, хотя стоит июль:

В пространствах видят астрономы

Следы трассирующих пуль.

Как много тьмы, как света мало!

Огни померкли, и одна

Вне досяженья трибунала

Мир демаскирует луна. ...

Твой голос в этом громе тише,

Чем писк утопленных котят...

Молчи! Опять над нашей крышей Бомбардировщики летят!

.

ХОРОШО

Михаил Луконин

Хорошо перед боем,

когда верится просто

в то,

что встретимся двое,

в то,

что выживем до ста,

в то,

что не оборвётся

всё свистящим снарядом,

что не тут разорвётся,

дальше где-нибудь, рядом.

В то,

что с тоненьким воем

пуля кинется мимо.

В то,

чему перед боем

Верить необходимо.

В ТЕ ГОДЫ  

Сергей Наровчатов

Я проходил, скрипя зубами, мимо  Сожженных сел, казненных городов,  По горестной, по русской, по родимой,  Завещанной от дедов и отцов.  Запоминал над деревнями пламя,  И ветер, разносивший жаркий прах,  И девушек, библейскими гвоздями  Распятых на райкомовских дверях.  И воронье кружилось без боязни,  И коршун рвал добычу на глазах,  И метил все бесчинства и все казни  Паучий извивающийся знак.  В своей печали древним песням равный,  Я сёла, словно летопись, листал  И в каждой бабе видел Ярославну,  Во всех ручьях Непрядву узнавал.  Крови своей, своим святыням верный,  Слова старинные я повторял, скорбя:  - Россия, мати! Свете мой безмерный,  Которой местью мстить мне за тебя?

Видно, выписал писарь мне дальний билет,

Отправляя впервой на войну.

На четвертой войне, с восемнадцати лет,

Я солдатскую лямку тяну.

Череда лихолетий текла надо мной,

От полночных пожаров красна.

Не видал я, как юность прошла стороной,

Как легла на виски седина.

И от пуль невредим, и жарой не палим,

Прохожу я по кромке огня

Видно, мать непомерным страданьем своим

Откупила у смерти меня.

Испытало нас время свинцом и огнем.

Стали нервы железу под стать.

Победим. И вернемся. И радость вернем.

И сумеем за все наверстать.

Неспроста к нам приходят неясные сны

Про счастливый и солнечный край.

После долгих ненастий недружной весны

Ждет и нас ослепительный май.

Алексей Сурков

Война захлестнула их в свой беспощадный огненный вихрь. Их искренняя и честная лирика протянулась сквозь годы светлой грустью воспоминаний о трепетном юношестве, о больших надеждах и оборвавшихся на полуслове мечтах...

Говорят, когда грохочут пушки, музы молчат. Но от первого до последнего дня войны не умолкал голос поэтов. И пушечная канонада не могла заглушить его.