Устный журнал "День един"

УСТНЫЙ ЖУРНАЛ «ДЕНЬ ЕДИН»,

посвящённый 75-летней годовщине освобождения города Ленинграда от блокады.

Актуальность мероприятия: воспитание чувства сопричастности блокадникам, высоконравственных граждан – одна из основных задач  современной школы; воспитание школьников на конкретных примерах и фактах – один из методов внеклассной воспитательной работы, который неизменно даёт положительные результаты; важно показать будущим  воинам, что защита Отечества – долг и обязанность гражданина.

Цель: Способствовать формированию патриотизма, как качества личности будущего гражданина через памятные события военной истории России

Задачи: - воспитывать чувство долга, ответственности, самопожертвования - формирование у школьников готовности к вооружённой защите Родины; - формирование чувства ответственности за будущее свое страны; - развитие кругозора учащихся

Форма проведения урока: устный журнал

Оборудование: проектор, ПК ,презентация, видеофильм «Блокадный Ленинград»,страницы устного журнала

I Вступление.

Мы приветствуем наших гостей, пришедших к нам на урок мужества, посвящённый 75-летней годовщине освобождения города Ленинграда от блокады.

Это:

Блокада Ленинграда – наиболее трагический период в истории города.  Гитлер хотел путём обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбёжки с воздуха сравнять город с землёй. Для осуществления этого замысла гитлеровское командование бросило к Ленинграду более 40 отборных дивизий, свыше тысячи танков и полторы тысячи самолётов. Осада города продолжалась приблизительно 900 дней, с 8 сентября 1941г. до 27 января 1944 г. Два миллиона 887 тысяч гражданского населения (включая 400 тысяч детей) оказались в кольце окружения. Сюда попали и войска, защищавшие город; никто из них даже и не рассматривал никаких призывов сдаться.

За годы блокады с 8 сентября 1941 г. по 27 января 1944 г. погибло по разным данным от 400 тыс. до 1,5 млн. человек. Причем только 3% из них от бомбёжек, а остальные 97% от голода.

В память о жертвах голодной зимы 1941 - 1942 гг. на Пискарёвском кладбище Ленинграда теперь горит неугасающий священный огонь. В 1945 году за героизм и мужество, проявленные жителями Ленинграда во время блокады, городу было присуждёно звание Города-героя.

- Вы уже поняли, что разговор пойдёт о блокаде Ленинграда, городе 3-х имён: Санкт-Петербург 1703-1914 гг; Петроград 1914-1924; Ленинград 1924-1991гг. С 1991 г.вернули прежнее имя- Санкт-Петербург.

II Страницы устного журнала

А. Просмотр видеофильма «Блокадный Ленинград» 8,55 мин.

Б. Презентация «Детство, опалённое войной» (ученица, ученик)

Дети и война… Что может быть ужаснее, чем сочетание этих двух слов? Для детей военных лет детство закончилось 22 июня 1941 года.

Тема войны, тема детей-сирот всегда останется актуальной.

Память о войне священна. Во время блокады умирали от голода и холода мои ровесники и ровесницы.

Когда замкнулось блокадное кольцо, в Ленинграде оставалось помимо взрослого населения 400 тысяч детей – от младенцев до подростков.

Естественно детей хотели сберечь в первую очередь. Всесторонняя забота о детях была характерной чертой ленинградцев. И она же давала особую силу взрослым, поднимала их на труд и на бой, потому что спасти детей можно было, только отстояв город. У них было особое опалённое войной блокадное детство. Это был свой мир, с особыми трудностями и радостями, с собственной шкалой ценностей.

Дневники детей-блокадников - свидетели тех времён.

Из дневника Юры Рябинкина - 16-летнего мальчика. Общая тетрадь его была начата 22 июня 1941 ., последняя запись - 6 января 1942 г. Последняя запись - и кончилась жизнь Юры Рябинкина. Он описывает каждый свой прожитый день борьбы с голодом, холодом, безысходностью, борьбы с самим собой. Его мучает совесть, что он «не утерпел и съел четверть пряника, который должен был принести маленькой сестрёнке». Он винит себя: «несчастья не закалили меня, а только ослабили, а сам характер у меня оказался эгоистичным». Его дневник вошёл в «Блокадную книгу» А. Адамовича и Д. Гранина.

Дневник Юры Рябинкина уникален тем, что в нём нашла отражение борьба подростка с собой, с тем, чтобы в нечеловеческих условиях остаться человеком. Юра Рябинкин дожил до момента возможной эвакуации, о которой он молил Бога, но сил, чтобы дойти до пункта сбора эвакуируемых, у него уже не было.

Таня Савичева родилась 25 января 1930 г. Ей было всего 12 лет, когда шла война. Была большая и дружная семья Савичевых. Во время войны Таня вела свой дневник. В нём было всего 9 страниц, на шести из которых – даты. Шесть страниц – шесть смертей.

Таню обнаружили служащие специальных санитарных команд. Когда её нашли, она была без сознания от голода. 1 июля 1944 года Таня умерла. В Петербурге открыта мемориальная доска в память о Тане Савичевой, написавшей блокадный дневник. Также она является символом мужества блокадного Ленинграда. О её судьбе написаны десятки книг, сняты фильмы, Эдита Пьеха исполняет «Балладу о Тане Савичевой», есть звезда, названная в её честь. Но немногие и сегодня знают, что Таня ошибалась и Савичевы умерли не все. В таких страшных условиях выжила родная сестра Тани – Нина Николаевна, которая и по сей день живет под Петербургом, и брат Михаил Николаевич.

Дневник другой ленинградской школьницы, Тани Вассоевич. Они обе жили на Васильевском острове. Таня Савичева сначала ослепла, потом сошла с ума от пережитого и умерла в эвакуации. Скупые строки её дневника стали обвинительным документом на Нюрнбергском процессе. Таня Вассоевич выжила и ушла из жизни в январе 2012 г. Дневники двух Тань - как две стороны медали. Тёмная сторона- трагическая смерть, светлая - победа выживших.

Дневник Тани Вассоевич хранится в доме её сына, профессора Санкт-Петербургского государственного университета Андрея Вассоевича. Таня начала делать записи 22 июня 1941г.

После потери мамы и брата весной 1942 г. с Таней произошло чудо. В её опустевшей квартире стояла глыба льда — подарок брата, замёрзший аквариум с застывшими во льду рыбками. Когда лёд растаял, с ним оттаяла и одна золотая рыбка и вновь начала плавать. Эта история — метафора всей блокады: врагу казалось, что город должен быть мёртв, выжить в нём невозможно. Но он выжил.

Школьница младших классов Валя Тонск жила все 900 дней Ленинградской блокады на 5-й линии Васильевского острова. Она родилась в Ленинграде, в обычной трудовой семье.

Валя Тонск отразила весь ужас блокады цветными карандашами на тетрадных листочках. Герои ее рисунков - реальные люди: соседи, родственники и она сама. Главная тема - голод. Рисунки Валентины Тонск, неожиданно появившиеся в Выставочном зале Союза художников Петербурга на «Блокадной выставке», по сути – живописный аналог знаменитого дневника Тани Савичевой.

Судьбы многих детей на войне похожи. Сопоставив нелёгкую жизнь детей, пришли к выводу, что лишь взаимопомощь и взаимовыручка помогла людям выжить в тех тяжёлых условиях.

Низкий поклон всем тем, кто пережил эти страшные годы и спасибо всем тем, кто боролся за наше настоящее и будущее.

Вывод учителя: Память о блокаде – это часть особого, ленинградско-петербургского самосознания. Менталитета, как сегодня говорят. В нём сочетается всё - и боль страданий, и гордость за то, что, несмотря ни на что, выжили. И выжив, спасли город, а после войны отстроили его. Город был страдальцем, мучеником. Но его жители не теряли чувства человеческого достоинства. И, во многом благодаря этому, выжили. Выжили и оставили нам на память трагические события блокады в своих дневниках.

Правду о блокадном Ленинграде, о голодающих, многие годы скрывали. Сегодня мы дожили до тех времён, когда можем читать правду о ленинградской блокаде.

В. Презентация книги Георгия Калинина «День един»

Учитель: (показ книги) Представляем вашему вниманию следующую страницу журнала – книгу Калинина Георгия Михайловича "День един", которая составлена из трех частей, в каждой из которых повести и рассказы о разном. Первая часть – самая пронзительная – воспоминания о ленинградской блокаде, пережитой в одиннадцать лет. Вторая – так скажем: любовно-психологическая. Третья часть – религиозная. Главное в настоящей литературе – это страдание. Книгу Георгия Калинина "День един" определяет блокадная часть. Книга с ломтем черного хлеба на обложке.

1 _____________________: Есть люди, чья судьба каким-то непостижимым образом предопределена их миссией, до поры неведомой ни им, ни окружающим жизненной задачей. Например, не раз высказывалась мысль, что Александр Солженицын по воле высших сил выжил в лагере и преодолел смертельную болезнь, чтобы заставить «живущих услышать голос тех, кто погиб» (Ж. Нива).

Не проводя прямых аналогий, можно сказать, что нечто подобное произошло и с Георгием Михайловичем Калининым (1930–2011).

Отрывок из его автобиографии: "...родился в Ленинграде 15 марта 1930 г., в семье потомственных петербуржцев. Отец – железнодорожный служащий, мать – машинистка. Пережил тяжелейшую первую блокадную зиму 1941-1942 гг., когда умирал каждый второй, когда за считанные месяцы умерло столько, сколько не умирало в городе в обычных условиях за предыдущие полвека. В блокаду погиб отец, другие близкие. Вместе с матерью, находившейся на грани смерти (последняя стадия дистрофии) был эвакуирован через Ладогу. Жил в Предуралье, в Пермской области, до лета 1944 г., когда чудом выжившая мать и её сын вернулись в родной город. Окончил филологический факультет Ленинградского государственного университета по отделению журналистики (1954)...

Одиннадцатилетним мальчишкой он пережил ленинградскую блокаду. Это главная тема его последней книги, её оголённый нерв, держащий в напряжении читателя, не дающий угаснуть чувству сопричастности происходящему. Потому что речь идёт о сущностно-важном в человеке – в каждом из нас.
Его проза, оправленная в исповедь и раздумья, в силу своей духовной, христианской направленности, с трудом пробивалась в печать. Лишь в 1987 г. появилась его первая книга, оставшаяся незамеченной – и тут, в перестройку, не пришлась ко двору. Вторая книга «Голос неба и земли» была опубликована в 1996 г.

2 _____________________: Сегодня представлям фактически посмертную книгу Георгия Михайловича Калинина, члена Союза писателей СССР, а затем и России "День един", вышедшую в издательстве "Сибирская благозвоннница" в 2011 г году (18 марта 2011 года после тяжелой и продолжительной болезни он скончался). По отзывам читателей, так о блокаде еще никто не писал. Это настоящая русская литература.

Повествование Г.Калинина о блокаде становится для нас, людей, в массе своей непереживших настоящих испытаний на грани смерти, рассказом о том, что такое жизнь всерьез. Блокада предстает перед нами как «репетиция Апокалипсиса», страшной внешней несвободы, когда испытывается «внутренний человек»... самое страшное, трудно вместимое для души чтение – это рассказы о блокадных детях, даже не судьбы их, а немые образы заставляют сердце содрогнуться. И удивляешься: как сохранившему в сердце эти образы удалось вместить в себя это страдание, взять его на себя, забыть о своей боли, а помнить о них?... Блокадные испытания для одних людей (из выживших) закончились животным отупением, для других же открыли глубину душевной и духовной жизни. Автор книги «День един» из их числа.

Вторая часть книги «Светопад сквозь листву», в которой собраны рассказы и повести уже мирного времени свидетельствует об этом, главное в них – не сюжет, не яркие герои, а душевные переживания. Можно сказать, что именно душевные переживания и являются самодовлеющими героями повестей и рассказов Г.Калинина. При этом жизнь души показана на святоотеческом уровне – на уровне помыслов, борьбы с ними или пленения. И в результате судьба человека становится результатом нравственного выбора между эгоистическим саможалением и самопожертвованием...

Завершает книгу часть под названием «Ломоть хлеба Господня». В композиции книги она недаром является завершающей. Все судьбы отдельных людей и человечества в целом восходят к тому евангельскому измерению, которое в этой части книги – главное..." Основа мировоззрения автора - "вера в благой Промысел Божий и конечное торжество добра. Потому и все самое ужасное в этой земной жизни можно преодолеть и не отчаяться. За этот светлый, преодолевающий даже самые страшные ужасы блокады и в целом всей жизни человеческой, читатели должны быть особо благодарны автору книги «День един».

3 ______________________: В сборнике «День един» есть эссе «Блокада на всю жизнь» – своеобразный смысловой центр книги, от которого расходятся лучи в разные её стороны. Здесь автор признаётся, что в отличие от других событий, оставшихся в его памяти, но «утративших свою остроту», «блокада же неизменно пребывала на своём месте, как некое такое, что нужно постоянно иметь в виду, с чем нужно безотчётно сопоставлять окружающих и самого себя. Другими словами, и спустя годы всё пережитое в блокаду не теряло для меня своей остроты, я словно бы чувствовал, что у нас сведены не все счёты, и в один прекрасный день, рано или поздно, мне придётся, набравшись решимости, вернуться к ней, чтобы сделать это».

4 ______________: «БЛОКАДА ЯВЛЯЛАСЬ МНЕ…»
Этим рефреном(повтором) начинаются абзацы, где воссоздаются приметы ленинградской трагедии: безжизненные улицы, тишина смерти и запустения, ощущение вселенского холода, запах разложения (он постоянно преследует автора) и, конечно, непреходящее чувство голода, неизбывная мечта о «хлебушке»…
Обо всём этом в книгах о блокаде в той или иной мере уже было сказано. Но, конечно, далеко не всё. И дело не только в советской идеологии и цензуре, не желавших видеть в образе блокадника ничего, кроме самоотверженности и жертвенности, великого страдания и терпения. Что, конечно, было правдой, во всяком случае, её существенной частью. Акцент на ней, думается, был в том числе и проявлением гуманизма по отношению к тем, кто пережил ад блокады, и уважением к памяти более полутора миллиона не переживших.
Но со временем стала крепнуть потребность и в другой, пока подспудной части правды. Важным этапом на пути её осознания стала вышедшая в 1979 году «Блокадная книга» Алеся Адамовича и Даниила Гранина, где собраны и прокомментировны дневники жителей осаждённого города. Между прочим, в книге упоминается некий «рослый, красивый человек», который «просил не называть его имени… Он считал, что в первую очередь погибали физически слабые по здоровью, по возрасту, затем погибали честные, великодушные, не способные примениться к обстановке, где ожесточение и окаменелость души были необходимым условием выживания… Его слова, его крайнее мнение представляют ту противоположную точку зрения, которая существует, хотя, может быть, выраженная не в такой острой форме. …Блокада была крайностью, утверждал он, она была выходом, вернее, выбросом за границы обычной усреднённой житейской сферы, где человек ограничен в своём низком и в своём высоком. Расширилась амплитуда его чувств и поступков, его душевных колебаний между крайностями взлёта к подвигу и падения к низости, бесчеловечности».
Имя этого «рослого, красивого человека»: Георгий Калинин.

5 ________________: ПРАВИЛО АНОМАЛИИ
Многое в его восприятии блокады определял тогдашний возраст. «Для взрослых опасность блокады была реальна, в первую очередь как факт настоящего, но не будущего и прошедшего… если, конечно, основа личности уже заложена. Но у нас-то, детей, эта самая основа только закладывалась, и в неё прямёхонько блокада со всем своим зверством и легла. Разумеется, речь не о маленьких детях, но о подростках 10–13 лет… Для нас блокада несла не только смерть, но и угрозу нравственной катастрофы … После блокады мир рисовался мне затаившимся зверем: он на время скрыл хищный, озлобленный свой оскал, но в любой день и час, когда ты менее всего ожидаешь, может снова предстать в подлинном обличье (Этот фрагмент и приведён в «Блокадной книге». – А.Н.)… Именно в то время, в первые послеблокадные годы, я совершил столько нечестных, скверных поступков, до сих пор отягчающих мою совесть, сколько не совершил потом за целые десятилетия дальнейшей жизни… До сих пор я не люблю, не могу без боли вспоминать своё доблокадное детство: те неизбежные его прекраснодушные иллюзии, обычно изживаемые постепенно и безболезненно, были выдраны из меня с кровоточащим мясом, будто проглоченный крючок с лакомой наживкой…»
О том, как душа подростка сковывается блокадным льдом и как потом мучительно оттаивает, – в повестях «Посреди зелёного поля», «Из какого колодца дует». Жёсткий, безыллюзорный взгляд на человека, его природу, противостоящий идеализированным образам блокады и блокадника, основан на детских впечатлениях и осмыслении их в зрелые годы. Вот два фрагмента. Первый связан с голодом. На жалкие пайки «выжить мог лишь один из четырёх-пяти, а то и из шести-семи человек. Но кто именно? Всё решал либо случай, либо смерть. Хищник более сильный и подлый выкрадывал карточки и, обрекая на гибель слабого, выживал сам. Смерть, уносившая тех из семьи, кто оказывался менее выносливым, давала возможность уцелеть другим… После мёртвых оставались карточки, которые спасали живых… Трупы месяцами держали в комнатах, продолжая получать карточки на мёртвые души». И второй фрагмент: «Так вот каков человек, будто бы добрый, мудрый, всемогущий… Полная противоположность тому простому, безотчётному убеждению каждого из нас при восприятии другого человека, что он прежде всего – душевно-духовное существо, поскольку в общении с себе подобными дано нам мудро абстрагироваться от телесного и в них, и в себе, как от чего-то второстепенного, имеющего в обычных условиях жизни чисто служебное назначение… Как бы ни сильны были муки голода, холода, они всё же не могли сравниться с мукой нравственной, вызванной происходящими у тебя на глазах озверением и жестокостью человека, не выдержавшего испытаний, потерявшего себя. Я почти не знаю случаев доброты, великодушия, самоотверженности». Правда, два таких случая автор всё-таки приводит: отец автора упал от слабости на улице, а незнакомая женщина помогла подняться и довела до дома; учительница, которая «до последнего вздоха исполняла… то, что почитала своим долгом» – занималась с учениками. Совсем немного подобных примеров мы найдём в прозе Г. Калинина, например, в рассказе «Сильней жизни, сильней смерти» о блокадных Ромео и Джульетте: «В ту первоблокадную пору, когда вокруг зверство и погибель, они нашли в себе силу для любви, и любили до последнего вздоха, и умерли вместе…»

6 _________________: ЗВЕРЬ ПОД ПЛЁНКОЙ
Вопрос о подлинной сущности человека, его способности оставаться собой в нечеловеческих условиях остро встал в минувшем веке – в эпоху невиданных дотоле мировых войн и социальных экспериментов. Тогда, в частности, возник образ «человека-зверя, покрытого тонкой плёнкой культуры» (Варлам Шаламов). Вот и герои Калинина ужасаются «тонкости духовного слоя в человеке, под которым сидит безумный, желающий во что бы то ни стало выжить зверь».
Но причину разрушения личности Г. Калинин видит «не столько в самой природе человека, сколько в её искажении – в попытке игнорировать её сложность, двойственный характер… Исключительная приверженность к посюсторонним ценностям в эпоху катаклизмов, когда от человека резко и беспощадно отнимается то, что, как он считает, лишь можно и нужно иметь, полностью обезоруживает его, делает уязвимым и беззащитным…» Это, по справедливому замечанию писателя, относится и к нашему «переходному» времени… Свой духовный путь автор видит в обретении опыта внутреннего «по мере преодоления опыта внешнего… Потеряв веру во всё человеческое, я подспудно, потенциально, полусознательно утвердился в вере в Бога… Теперь, много лет спустя, я с удивлением вижу, что обнажение человека в самом низком и отталкивающем, происшедшее в блокаду, проложило мне путь в иную полярность, помогло открыть человека в его самом высоком. Зло блокады, оставившее так и не зажившую до конца рану в душе, подготовило её для восприятия высоких, утверждающих безусловную ценность человека и его жизни истин и непостижимым образом перешло в свою противоположность, стало благом».
Врачевание исстрадавшейся души – во втором и третьем разделах сборника. Особенно в последнем, где явственно звучит тема обретения веры, припадания к её живительному источнику. Здесь автор размышляет о Зейтунском чуде – явлении Пресвятой Богородицы в пригороде Каира в конце 60-х годов («Пойди и посмотри»), вчитывается в евангельские тексты. Например, в 6-ю главу Евангелия от Иоанна («День един») о чуде, явленном Спасителем «в окрестности Тивериады» – насыщении пяти тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами, которые оказались у «одного мальчика». «Но кто же он был, откуда он взялся? – спрашивает автор. – И привиделось мне – куда же нам от себя самих, от пристрастий своих деться? – что был он русский мальчик, мой сверстник… собрат по питерской блокаде…» (Надо ли здесь уточнять, что речь идёт о пище не только телесной?)

7___________________: Автор осознаёт всю фантастичность и произвольность такого допущения, но отстаивает своё право на него: «Стихийно и бессознательно привносим мы в своё восприятие евангельских событий, неуловимо, на свой лад подновляя фон, на котором они происходят, и самих себя, и свой век, и свой народ, своё преходящее и временное, и тем легче усваивается нами, тем надёжнее проникает в нас то вечное, что составляет обращённую к нам, возвышающуюся над временем человеческим премудрость Божью».

Отрывок из рецензии на этот сборник: "...книга Г. Калинина существенно отличается от всего, что написано и издано о блокаде – главное в ней христианский взгляд на события, рожденный тяжелым личным опытом, из сердца, не из ума только рожденный... Блокадная жизнь в книге изображена с такой реалистичностью, что само чтение становится нелегким трудом, потому что душа читателя соприкасается с запредельной мукой, с животным состоянием человека...

III Заключение.

Ленинград не был стёрт с лица земли. Можем ли мы сегодня сказать то же самое о нашей памяти о войне? Не стирается ли она в нашем сердце? И как ответ звучат слова создателя «Блокадной книги » Даниила Гранина, писателя, почетного гражданина Петербурга: «Когда мы разговаривали с блокадниками, я тоже спрашивал прямо: почему вы выжили? Вы не должны были выжить! Почему город сумел выстоять?

…Ленинград выстоял, потому что это был город интеллигенции. Я сейчас сужу не по профессиям, я говорю о духе интеллигентности. В Ленинграде было преимущество духовности по сравнению с другими городами. Пища духа во многом заменяла ленинградцам физическую пищу. Неслучайно люди спасали библиотеки, книги, памятники, берегли коллекции редких семян в Ботаническом институте, слушали Шостаковича

… Фронт тоже был частью блокадной трагедии, но это несравнимо с тем, что испытали горожане.
Нынешний человек лишен того сочувствия, которое было у блокадника. Даже кружка кипятка, которую он делил с умирающим и то спасала иногда. Те, кто спасал других, чаще выживали, чем те, кто просто лежал, ожидая какого-то ухода за собой или потеряв надежду на жизнь. Блокада показала, что может человек, какие запредельные ресурсы духа он имеет…». Он же говорит, что «вторая мировая война породила три города – символа: Хиросиму – как ужас атомной бомбы, Сталинград – символ сопротивления и Ленинград – символ страдания неповинных людей»

А Е. Рывина в своём стихотворении «Ночь» излагает такую мысль о Ленинграде: «…Пётр построил его на болоте, но прочнее земли не найдёшь».

IV Минута молчания в память погибших на войне и в тылу (звучит 7-я симфония Д.Шостаковича)

V Слово гостям.

РЕФЛЕКСИЯ

15