Тема. Урок доброты.
Цели.
1.Учить учащихся умению любить людей.
2.Формировать у учащихся способностей понимать людей.
3.Учить детей выражать своё доброе отношение к людям.
Класс.7
Ход урока
1.Вступительное слово учителя.
Сегодня мы проводи урок общения, и я хотела бы, чтобы вы в нём приняли активное участие.
Урок назван «Урок доброты». Почему так, вы узнаете немного позже.
Вопрос к вам: как бы вы определили искусство общения, искусство общения? (Умение общаться с людьми, умение пользоваться речью,вести беседу, спорить, пользоваться речевым этикетом. Вы исходили из того, что язык-главное средство общения. Но я с вами немного и не согласна. В чём и почему, немного позже. А сейчас послушайте два отрывка из произведений художественной литературы.
Учитель читает отрывок из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»(т.1,ч.1,гл.17).
Учащийся пересказывает близко к тексту отрывок из 5 гл. повести «Чучело» В Железникова.
Беседа.
1.О ком из героев можно сказать, что у него дар таланта общения? Почему?(Наташу)
Вы видите. Что дар общения- это не только владение речью. Это прежде всего чуткое сердце– чуткость в восприятии состояния других людей, способность понять человека, умение проникнуть в его внутренний мир, разделить с ним горе или радость. Всё это можно определить одним словом- эмпатия.
Об эмпатии мы будем говорить сегодня.
Цель нашего урока- узнать, от чего зависит способность понимать и любить других людей, подумать, можно ли научиться сочувствию.
2.А способны вы к сочувствию? Для начала текст-задание для карлика.
Карлик жил на 20 этаже. Каждый день он поднимался на лифте до 10 этажа, а оттуда шёл вверх пешком. Почему?(Мал ростом и дотягивался только до кнопки на 10 этаж)Чтобы решить эту задачу, нужно поставить себя на место человека маленького роста и увидеть мир его глазами. Но мы обычно делаем наоборот: ставим кого-то на своё место, прикидываем, а что могло бы нас заставить поступить так4им образом.
3.Какой для вас был самый несчастный день? (Когда получили «2», когда болели, когда чего-то лишили родители, когда погиб любимый человек или животное и т.д.)Хорошо, что вы умеете сострадать.
У А.С.Пушкина есть стихотворение «Элегия», послушайте отрывок из него.
Для Пушкина жить- это мыслить и страдать. Почему он ставит рядом два эти слова? (Человек способен думать и сопереживать)
Можно ли научиться сочувствию? Можно ли развивать в себе способность к состраданию? Да, можно. Может быть, вам помогут два правила. Запишем их в тетрадь.
Правило №1. Научись ставить себя на место другого, видеть мир глазами других, понимать его так же, как себя.
Владимир Леви, известный психолог, определил искусство общения как искусство быть другим, т.е. вживаться в образ того человека, с которым вы общаетесь. Попробуем это сделать. Но начнём не с людей.
1 задание. Давайте напишем маленькое сочинение «Аквариум глазами его хозяина, рыбок и хозяйского кота».
Чтение работ учащихся.
2 задание. Игра «Чужая роль»: улыбнитесь, как улыбается очень вежливый японец, собака своему хозяину, кот на солнышке, мать ребёнку. Посидите на стуле так, как сидит председатель жюри, пчела на цветке, наказанный Буратино, наездница на лошади, побитая собака.
Правило №2. В каждом умейте видеть его достоинства, любите людей.
Один из великих шахматистов признался: «Чтобы победить сильного соперника, я должен его изучить. А чтобы изучить, я в него должен влюбиться. Да, влюбиться и в стиль игры, т.е как в человека. Последнее, конечно, труднее всего. Хуже я играю с теми, кого не люблю».
Научиться любить людей трудно, но можно. Психолог Вл.Леви предлагает такой способ. Как можно выразить доброе отношение к человеку? (Поступком, жестом, мимикой). «Давайте говорить друг другу комплименты»,- говорил Б.Окуджава.
Проведём соревнование «Кто больше знает формул благодарности и извинения».(Дети отвечают)
Способ, предложенный Леви: попробуйте войти в роль альтруиста. Кто такой альтруист? (Альтруист- человек, готовый помочь бескорыстно другому, не считаясь с личными обстоятельствами) «Альтруист на минуту».(Дети придумывают ситуацию и решают её)
У французского писателя Антуана Сент-Экзюпери есть прекрасная волшебная сказка для взрослых «маленький принц». Она о человеческих отношениях, ответственности. Прочтите её, если до сих пор не читали. И подумайте, как автору удалось донести до читателей мысль о том, что самого главного глазами не увидишь, что зорко одно лишь сердце.
2.Подведение итогов урока.
Л.Н.Толстой сказал: «Милосердие начинается дома. Если для проявления милосердия нужно куда- то ехать, то это едва ли милосердие».
Сочувствие – великая человеческая способность и потребность, благо и долг.
Нам не дано предугадать, к
Как наше слово отзовётся,-
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать.
Так писал замечательный русский поэт Ф.И.Тютчев.
Если вы хотите, чтобы вас окружали хорошие люди, чтобы вас любили, сами учитесь сочувствию и состраданию. Да, таким людям живётся труднее и беспокойнее. Но их совесть чиста.
Бесчувственным кажется, что им хорошо. Но им это только кажется.
Приложения.
1.Отрывок из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»(т.1,ч.1,гл.17):
«Раздвинули бостонные столы, составились партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пиеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что-нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
— Что будем петь? — спросила она.
— «Ключ»,— отвечал Николай.
— Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда,— сказала Наташа.— А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там своей подруги, Наташа пробежала в детскую — и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком
на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
— Соня! что ты?.. Что, что с тобой? У-у-у!..
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
— Николенька едет через неделю, его... бумага... вышла... он сам мне сказал... Да я бы все не плакала (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем)... я бы все не плакала, но ты не можешь... никто не может понять... какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
— Тебе хорошо... я не завидую... я тебя люблю, и Бориса тоже,— говорила она, собравшись немного с силами,— он милый... для вас нет препятствий. А Николай мне cousin... надобно... сам митрополит... и то нельзя. И потом, ежели маменьке (Соня графиню и считала и называла матерью)... она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право... вот ей-богу (она перекрестилась)... я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна... За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем...
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
— Соня! — сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины.— Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
— Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться»
2.Учащийся пересказывает близко к тексту отрывок из 5 гл. повести «Чучело» В Железникова:
«— Когда я пришла в школу первый раз, то Маргарита, наша классная, позвала в учительскую Рыжего и велела ему отвести меня в класс. Мы шли с Рыжим по коридору, и я всю дорогу хотела с ним подружиться: перехватывала его взгляд и улыбалась ему. А он в ответ давился от хохота.
Конечно, у меня ведь дурацкая улыбка — до самых ушей. Поэтому и уши я тогда прятала под волосами.
Когда мы подошли к классу, Рыжий не выдержал, сорвался вперед, влетел в дверь и заорал:
«Ребята! У нас такая новенькая!..» — и зашелся хохотом.
Ну, после этого я застыла на месте. Можно сказать, одеревенела. Со мной так часто бывало.
Рыжий вылетел обратно, схватил меня за руку, втащил в класс и снова загоготал. И каждый на его месте сделал бы то же самое. Может, я на его месте вообще умерла бы от хохота. Никто ведь не виноват, что я такая нескладная. Я и на Рыжего не обиделась и даже была ему благодарна, что он втащил меня.
Правда, как назло, я зацепилась ногой за дверь, врезалась в Рыжего, и мы оба рухнули на пол. Платье у меня задралось, портфель вылетел из рук.
Все, кто был в классе, окружили меня и с восторгом рассматривали. А я встала, и улыбочка снова растянула мой рот — не могу, когда меня в упор разглядывают.
Валька закричал:
«Рот до ушей, хоть завязочки пришей!»
Васильев засунул пальцы в рот, растянул губы, корчил страшные рожи и кричал:
«Я тоже так могу! У меня тоже рот до ушей, хоть завязочки пришей».
А Лохматый, давясь от смеха, спросил:
«Ты чья такая?»
«Бессольцева я… Лена», — и я снова по-дурацки улыбнулась.
Рыжий в восторге закричал:
«Ребята!.. Это же внучка Заплаточника!»
Ленка оборвала свой рассказ и покосилась на Николая Николаевича.
— Ты давай, давай, не смущайся, — сказал Николай Николаевич. — Я же тебе говорил, как я к этому отношусь. В высшей степени снисходительно и совсем не обижаюсь.
— Ну, а я-то об этом не знала, — продолжала Ленка. — И вообще про твое прозвище ничего не знала… Ну, не была готова… «Мой дедушка, — говорю, — Заплаточник?.. За что вы его так прозвали?..»
«А чего плохого? — ответил Лохматый. — Меня, например, зовут Лохматый. Рыжего — Рыжий. А твоего деда — Заплаточник. Звучно?»
«Звучно», — согласилась я.
Я подумала, что они веселые и любят пошутить.
«Значит, вы хорошо знаете моего дедушку?» — спросила я.
«А как же, — сказал Лохматый. — Он у нас знаменитый».
«Да, да… очень знаменитый, — подхватил Валька. — Как-то в личной беседе я спросил твоего дедушку, почему он не держит собак. И знаешь, что он мне ответил? „Я, говорит, не держу собак, чтобы не пугать людей“.
Я обрадовалась:
«Вот, говорю, здорово».
И другие ребята тоже подхватили:
«Здорово, здорово!»
«Мы эти его слова всегда помним, — продолжал Валька, — когда яблоки в его саду… Ну, как это называется?..»
«Собираем», — подхватил Рыжий.
Все почему-то снова захохотали.
Ленка вдруг замолчала и посмотрела на Николая Николаевича.
— Вот дура какая, — сказала она. — Только сейчас поняла, что они надо мной смеялись. — Ленка вся вытянулась, тоненькая, узенькая. — Мне надо было тогда тебя защитить… дедушка!
— Ерунда, — ответил Николай Николаевич. — Мне даже нравилось, что они у меня яблоки таскали. Я за ними часто подглядывал. Они шустрили по саду, бегали пригнувшись, набивали яблоки за пазуху. У нас с ними была вроде как игра. Я делал вид, что не вижу их, а они с отчаянной храбростью таскали яблоки, можно сказать, рисковали жизнью, но знали, что им за это ничего не будет.
— Ты добрый! Я и тогда им ответила, что ты добрый.
А Попов сказал:
«Моя мамаша ему на пальто пришивала заплатки. Говорит: „Вы же отставной офицер. У вас пенсия. Вам неудобно с заплатками“. А он — это, значит, ты, дедушка: „У меня лишних денег нет“.
«Ну ты, Попов, даешь! — крикнул Рыжий. — Ты что же, думаешь, что он жадный?»
А Валька подхватил:
«Он жадный?! Он моей бабке за картину отвалил триста рублей. Это, говорит, картина моего прапрапрапра…»
Все развеселились и стали выдумывать, кто что мог:
«Бабушки!»
«Тетушки!»
И тут я стала хохотать. Правда, смешно, что они нашего прапрадедушку переделали в прабабушку и в пратетушку? — спросила Ленка у Николая Николаевича. — Хохочу я и хохочу, никак не могу остановиться. Я если хохочу, то обо всем забываю.
Ленка неожиданно коротко рассмеялась, будто колокольчик звякнул и упал в траву, и снова сжала губы.
— Это раньше я обо всем забывала, — поправилась Ленка и с угрозой добавила: — А теперь… — Она замолчала.
Николай Николаевич терпеливо ждал продолжения ее рассказа. Он дал себе слово не перебивать ее. Да и самому ему хотелось разобраться во всей этой истории. И слушать Ленку было легко, потому что переливы ее голоса, выражение глаз, которые то затухали, как облитые водой горящие угли, то вновь пламенно и неожиданно вспыхивали, завораживали его.
За всю свою долгую жизнь Николай Николаевич не видел подобного лица. От него веяло таинственной силой времени, как будто оно пришло к нему через века. Он это ощущал остро и постоянно.
А может быть, это чувство возникло у него после появления в доме «Машки»?
— Вообще-то я никогда бы не кончила смеяться, если бы не Валька, — снова заговорила Ленка. — Ему было смешно, что ты купил у его бабки картину за триста рублей.
«Бабка, говорит, от радости чуть не померла. Думала, получит двадцатку, а он ей триста!..»
Валька подбежал к доске и нарисовал квадрат, не больше портфеля.
«Вот за такую махонькую картинку — три сотни! — визжал Валька. — А на картинке была нарисована обыкновенная тетка с буханкой».
— «Женщина с караваем хлеба», — строго и многозначительно вставил Николай Николаевич.
— Я-то знаю, ты не волнуйся, я-то знаю все твои картины, — оправдывалась Ленка и продолжала:
«И еще передай своему деду, — закричал горластый Валька, — что мы его поздравляем, что у него такая внучка… Ну точно как он!»
«Они с Заплаточником — два сапога пара!» — вставил Рыжий.
А я почему-то подхватила:
«Правильно, мы с дедушкой два сапога пара!»
Николай Николаевич совершенно отчетливо представил себе, как Ленка, вероятно от растерянности, выкрикнула эти слова. И как бы радуясь им, она подпрыгнула на месте и завертела головой, как попугайчик, и уголки губ у нее закрутились вверх. Ему нравилась ее беспомощная и открытая улыбка. А для них это потеха — и только.
— Лохматый так и крикнул:
«По-те-ха! Ну и потешная ты, Бессольцева Лена!»
А Рыжий, разумеется, подхватил:
«Не потешная она. А чучело!»
«Огородное!» — захлебнулся от восторга Валька.
Конечно, они стали хохотать над Ленкой, выкаблучиваясь каждый на свой лад.
Кто хватался за живот, кто дрыгал ногами, кто выкрикивал: «Ой, больше не могу».
А Ленка, открытая душа, решила, что они просто веселились, что они смеялись над ее словами, над ее шуткой, а не над нею самою.
Ленка заметила, что Николай Николаевич как-то подозрительно притаился, словно его что-то не устраивало в ее рассказе.
— Дедушка, ты меня не слушаешь? — спросила она дрогнувшим голосом. — А почему?
Николай Николаевич смущенно поднял на нее глаза, не зная, как поступить, — и правду ему говорить не хотелось, чтобы лишний раз не огорчать Ленку, и врать было трудно.
— Не отвечай! — Ленку как молнией пронзило — она обо всем догадалась. — Тебе меня жалко стало? Да? Они надо мной смеялись? Да?.. Уже тогда? — Она жалобно улыбнулась: — Подумать только, а я не догадалась. Все приняла за чистую монету… Точно. Смеялись. Я вижу, вижу себя со стороны — ну просто я была какая-то дурочка… — И тихо добавила: — Правда, дурочка с мороза.
Вдруг она повернулась к Николаю Николаевичу всем корпусом, и он увидел ее большие печальные глаза.
— Дедушка! Милый! — Она схватила его за руку и поцеловала ее. — Прости меня!..
— За что? — не понял Николай Николаевич.
— За то, что я им верила, а они над тобой смеялись.
— Разве ты в этом виновата? — сказал Николай Николаевич, — Да и они не виноваты, что смеялись надо мной. Их можно только пожалеть и постараться им помочь.
— Может быть, ты их любишь? — Ленка с подозрением посмотрела на Николая Николаевича.
Тот ответил не сразу — помолчал, подумал, потом сказал:
— Конечно.
— И Вальку? — возмутилась Ленка. — И Рыжего, и Лохматого?!
— Каждого в отдельности — нет! — У Николая Николаевича от волнения перехватило горло, и он задохнулся. — А всех вместе — да, потому что они — люди!
— Если ты будешь психовать, — сказала Ленка, — то я перестану рассказывать.
— Да я не психую, — рассмеялся Николай Николаевич. — Подумаешь, даже задохнуться разок нельзя. А ты давай, давай дальше, я слушаю.
— Ну, в общем, когда Рыжий обозвал меня чучелом, — сказала Ленка, — то его кто-то сильно толкнул в спину… и я увидела впервые Димку Сомова… Знаешь, он меня сразу удивил. Глаза синие-синие, а волосы белые. И лицо строгое. И какой-то он весь таинственный, как «Уснувший мальчик».
А Рыжего он толкнул сильно, тот врезался в пузо верзилы Попова и бросился на Димку. Я хотела крикнуть, чтобы они не дрались из-за меня. Ну пусть я чучело, ну и что?.. Но они уже сцепились.
Я зажмурилась. Я всегда так делала, когда начиналась драка. Я же тебе главного не сказала: я раньше трусихой была. Когда пугалась, то у меня отнимались ноги и руки. Пошевелиться не могла, как неживая.
Только драки никакой не вышло. Я услышала спокойный голос Димки:
«Сам ты чучело, и не огородное, а обыкновенно-рыжее».
Я открыла глаза. Оказалось, Димка одной рукой скрутил Рыжего и держал его крепко. А тот и не думал вырываться, скорчил рожу и крикнул:
«Я обыкновенно-рыжее чучело!»
Над ним все стали смеяться, и он сам над собой смеялся громче всех. Да ты же его видел, дедушка! — сказала Ленка. — Правда, он смешной?.. Ну просто цирковой клоун — ему и парика не надо, он же от рождения рыжий!
В тот момент, когда мы смеялись над Рыжим, вбежала веселая Маргарита. В одной руке она держала классный журнал, а в другой сверток в цветном полиэтиленовом мешочке.
«А, новенькая! — Она увидела меня. — Куда же тебя посадить?»
Она пошарила глазами по рядам парт… и забыла про меня, потому что девчонки обступили ее и спросили, правда ли, что она выходит замуж. Маргарита ответила, что правда, засияла от счастья, торопливо разорвала мешочек, вытащила коробку конфет, открыла и поставила на стол.
«От него?» — прошептала догадливая Шмакова.
«От него, — Маргарита еще больше расцвела. — Угощайтесь», — и сделала величественный жест рукой.
Все повскакали со своих мест и стали хватать эти конфеты и засовывать в рот. А Маргарита говорила:
«По одной! По одной! А то всем не хватит».
Я тоже схватила конфету.
А Шмакова сунула одну конфету в рот, а вторую отдала Димке. Ну и галдеж поднялся!
А девчонки забрасывали счастливую Маргариту вопросами:
«Маргарита Ивановна, а кто ваш муж?»
«А у вас есть его фотокарточка?»
«А он живет в Москве?»
И тут в дверях появилась Миронова. Она у нас особенная, у нее очень сильная воля.
«Что вы тут шумите после звонка?» — спросила Миронова.
«Мы конфеты едим!» — крикнула Шмакова.
«Во время урока?» — ехидно заметила Миронова и прошла на свое место.
Шмакова протянула ей конфету:
«Возьми и успокойся. Сама опоздала и еще выставляется».
«Тихо! — сказала Маргарита. — Миронова права. По местам!»
И все пошли по своим местам, а про меня Маргарита так и не вспомнила, и я не знала, куда мне сесть, остановилась около Димки и уставилась на него. Ну, у меня привычка такая: если мне кто-нибудь нравится, то я смотрю на него, смотрю, хотя знаю, что это неловко. Он на меня раз посмотрел, второй, а потом спросил, чего мне надо.
А я ляпнула:
«У тебя место свободное?»
«Занято».
Ну, думаю, влипла, сейчас он начнет надо мной смеяться. А он вдруг улыбнулся и спросил:
«А что?»
«Хотела сесть к тебе, — ответила я, а так как он все еще продолжал улыбаться, то во мне какая-то храбрость появилась от его доброты, и я сказала: — Ты же меня спас».
По-моему, ему мои слова поправились, потому что он сказал:
«Ну что ж, сейчас попробуем, — и громко крикнул: — Шмакова, новенькая твое место хочет занять!»
Шмакова услышала Димкины слова и здорово рассердилась. Она посмотрела в нашу сторону, потом медленно направилась к нам. Она приближалась, приближалась, и я видела, как у нее в глазах прыгали злые огоньки. Тут я испугалась. Я ведь не хотела, если место занято. А Шмакова подошла к нам, смерила меня презрительным взглядом и отвернулась. Конечно, она же красавица! А я? — Ленка безнадежно махнула рукой.
— Ты тоже хоть куда, — посчитал своим долгом вмешаться Николай Николаевич.
— Да брось ты меня успокаивать, — возмутилась Ленка. — Она же настоящая красавица! Платье у нее новенькое и сшито по фигуре. А у меня… какой-то маскировочный халат.
— Маскировочный халат?.. — удивленно переспросил Николай Николаевич. — Это, пожалуй, моя вина. Я недоучел, что платье должно быть по фигуре. Извини. — И почти выкрикнул: — Зато у тебя глаза вдохновенные! И сердце чистое. Это посильнее, чем платье по фигуре.
— Не хвали меня, пожалуйста, — сказала Ленка. — Я ведь плохая. Я на самом деле — предательница!.. Я это сейчас, сейчас поняла до самого донышка.
Ленка замолчала. Николай Николаевич терпеливо ждал, когда она снова заговорит. В комнату в который раз ворвалась бесшабашная музыка: это все еще гуляли на дне рождения Димки Сомова. Они плясали, кричали, пели, а здесь, в доме у Бессольцевых, сидели два понурых человека, которые не знали, что им делать дальше и как им теперь жить.
— Ну, и что там произошло со Шмаковой? — прервал молчание Николай Николаевич.
— Со Шмаковой? — переспросила Ленка. — Ничего особенного не произошло — она уступила мне место. «Уступаю, говорит, тебе мое место с большим удовольствием. — И схватила портфель. — Мне, говорит, здесь надоело. Парта какая-то кособокая. И вообще я люблю перемену мест. Так что, Димочка, чао какао! — А на прощание, наконец, посмотрела на меня, как будто только что заметила, презрительно фыркнула и тихо сказала: — Ну и чучело!»
Попов заорал, чтобы Шмакова села к нему, и та бросила ему портфель, а он его поймал, — вот с этого момента он стал ее рабом.
Тут Маргарита объявила, что наша школа едет на осенние каникулы на экскурсию в Москву.
«Значит, мы поедем вместе?» — выскочила догадливая Шмакова.
«Вместе, вместе, — Маргарита улыбнулась. — Так что берите у родителей деньги и приносите».
По этому поводу раздался такой вопль восторга, что Маргарита рассмеялась и зажала уши руками, чтобы не оглохнуть. Ну конечно же, всем хотелось поехать на каникулы в Москву.
И я завопила, но потом осеклась, потому что Димка встретил это известие хладнокровно. А когда все замолчали, он вздохнул тяжело и сказал:
«Опять на родительские… Надоело».
«Что же ты предлагаешь? Не ездить в Москву?» — спросила Маргарита.
«Нет, он этого не предлагает, — вмешалась Миронова, — Но он не знает, что он предлагает».
«Прекрасно он знает, — раздался ласковый голосок Шмаковой. — Это он перед новенькой выставляется».
Все, конечно, тут же захихикали.
Маргарита одернула Шмакову, а я, если честно, была почему-то рада ее словам… Ну, в общем, не почему-то, а потому, что она сказала, что Димка передо мной выставлялся.
А когда в классе снова наступила тишина, то Димка встал, победно оглядел ребят и сказал:
«Давайте на поездку заработаем сами!»
Тут меня словно подбросило, прямо не знаю почему. Я вскочила и заорала:
«Маргарита Ивановна! Маргарита Ивановна! Можно я скажу?»
Ох и видик у меня был, наверное, — восторженная дурочка. Но я о себе и не думала, у меня на душе было хорошо и хотелось сказать всем что-нибудь необыкновенное.
«Мне дедушка много рассказывал про ваш город… У вас город особенный, старинный… Приедешь, навсегда останешься… Не променяешь ни на какие золотые горы. Правда здесь хорошо! И вы все такие хорошие! И предложение Сомова я поддерживаю!..» Я улыбнулась Димке и наконец уселась.
«Ну, Сомов у нас, как всегда, молодец! — сказала Маргарита. — Мне его идея тоже очень понравилась… Конечно, вы уже взрослые ребята и вполне можете поработать, — продолжала она, — я вам, пожалуй, помогу. Только… не подведете?..»
Тут все закричали:
«Что вы, Маргарита Ивановна! Вы только договоритесь!»
«Мы будем работать дни и ночи!»
«С утра до утра!..»
И мы стали работать. Ходили в совхоз на сбор поздних огурцов и капусты. Ты не думай, мы не только за деньги работали. Мы и бесплатно. Например, в детском саду. И городской сквер убирали… Правда, это не всем понравилось. Может быть, именно из-за этого у нас и началась ссора. Валька, к примеру, как только мы шли на бесплатную работу, всегда убегал. Один раз в воскресенье рано утром Маргарита привела пас в совхозный сад на уборку осенних яблок.
Все ребята пришли в резиновых сапогах, а я в туфлях — они сразу промокли от росы.
Димка заметил это, снял сапоги, протянул мне и сказал, чтобы я переобулась. Вот был моментик — он стоял босой на мокрой холодной траве и протягивал мне сапоги с шерстяными носками. Я не решалась их взять.
Ребята окружили нас и открыли рты от удивления.
«Во, Сомов дает!» — засмеялся Лохматый.
«Лыцарь», — подхватил Валька.
«Львиное сердце!» — вставил Рыжий и зашелся мелким смехом от собственного остроумия.
«Долго мы еще будем стоять и женихаться? — вдруг зло оборвала их Шмакова. — Мы пришли, кажется, работать. Ведь так, Димочка?..»
Кое-кто снова захихикал, а Димка не обратил на это никакого внимания, бросил мне сапоги и ушел.
Я натянула Димкины носки — они были еще теплые от его ног — и влезла в сапоги.
Знаешь, дедушка, как мне было весело! — Ленка рассмеялась: — Весело-весело! Может, оттого, что Димка отдал мне сапоги? — Она хитро посмотрела на Николая Николаевича. — Нет, пожалуй, просто оттого, что в саду было очень красиво.
Второй раз за этот день Николай Николаевич услышал ее смех. Ему нравилось, что она забыла про то, что эти ребята прозвали ее чучелом, что бросила в него портфелем только за то, что он предложил ей вернуться в школу… Она все-все забыла и снова была счастливой.
А Ленка все еще смотрела куда-то вдаль, заглядывая в свое недавнее прошлое, которое ей явно было по душе.
Перед нею возникла чудная картина… Сад, увитый паутиной. Сотни кружевных гамаков, гамачков, подвесных дорог сплелись между яблонь, лежали в траве и накрывали кустарник.
Ребята разбежались по саду, и каждый кричал, что у него самая интересная паутина. Их голоса, наподобие птичьих, радостно и возбужденно звенели среди деревьев.
Потом все стали собирать яблоки. И Ленка собирала, а сама все время исподтишка следила за Димкой: как он ловко лазал по деревьям, как смело прыгал, как быстро пробегал из одного конца сада в другой в ослепительных красноватых лучах солнца.
Они работали до самого обеда. А в конце работы развели костер и пекли яблоки.
Рыжий — на спор — голыми руками вытаскивал из огня девчонкам печеные яблоки…
— А потом, дедушка, случилась странная-странная история. Помнишь, мы работали на фабрике детской игрушки?.. Ну, мы там из папье-маше клеили морды зверей.
Николай Николаевич кивнул.
— Так вот, тогда на фабрике я впервые поняла, что люди не все одинаковые. Да, да, не улыбайся. Я вдруг увидела, что то, что для меня хорошо, для Шмаковой, например, смешно, а для Мироновой просто глупо. Я должна была насторожиться, но я не обратила на это никакого внимания! — Выражение лица у нее было до крайности удивленное. — Ну, слушай дальше, что из этого вышло… — Ленка возбужденно вздохнула и продолжала: — Мы уже кончили работу. Я доклеила морду зайца, хотела для просушки поставить ее среди остальных на полку, которая тянулась вдоль стоны, а потом передумала и примерила морду на себя.
В это время вернулся Димка — он ходил получать деньги за нашу работу, — ну и все, конечно, бросились на него:
«Ну как, получил?»
«Сколько?»
«Выкладывай! Не томи! Душа горит!»
Они его толкали, пытаясь влезть к нему в карман, приставали, канючили.
«Рыжий! Тащи копилку!» — закричал Димка, отбиваясь от наседавших ребят.
У нас в это время была уже копилка — такая здоровая зеленая кошка с дыркой в голове.
Рыжий поставил перед Димкой копилку… и началось!
Димка полез в карман, долго что-то там колдовал, наконец выхватил руку, помахал над головой красненькой десяткой и бросил ее в копилку.
«Свои!» — заорал Лохматый.
«Пять рублей!» — крикнул Димка и снова опустил их в копилку.
«Кровные!» — восхищался Рыжий.
«Трудовая копеечка!» — поддакнул ему Попов.
Димка поднял над головой еще десятку и помахал ею в воздухе.
Ленка показала, как Димка помахал деньгами. Ей не сиделось, она вскочила, каждая жилка на ее лице трепетала от восторга.
— Он крикнул:
«Десятка!» — и бросил их в копилку.
«Ух!» — ухнули все хором.
Рыжий попросил у Димки, чтобы тот дал ему бросить монету в копилку. Димка дал ему рубль, и Рыжий бросил.
И тогда все закричали:
«И мне! И мне! И мне!»
И он всем давал, и все по очереди бросали.
А потом Димка протянул рубль мне и сказал:
«Брось и, ты, заяц».
А я от радости, что он мне дал этот рубль, так схватила его, что он разорвался пополам — половинка осталась у Димки, половинка у меня.
«Вот разиня! — возмутился Валька. — Это же деньги. Их рвать не надо!»
Я испугалась и не знала, что делать. Но Димка, как всегда, пришел мне на помощь.
«Ничего, — успокоил он всех, — потом склеим. Бросай, заяц, обе половинки!»
Я бросила.
«И кончай работу! — приказал Димка. — Давайте халаты».
Ребята сняли халаты и побросали их Димке.
«А тебе, заяц, как самому храброму, я поручаю охрану этого замечательного сундука с драгоценностями», — сказал Димка, протянул мне копилку, а сам ушел относить халаты.
Я схватила копилку и закричала:
«Я храбрый заяц! Самый храбрый на свете заяц!»
Рыжий надел морду тигра и зарычал на меня:
«Ры-ы-ы!»
«Ой, не боюсь! Ой, не страшно!» — Я оттолкнула Рыжего.
А Шмакова нацепила морду лисицы и пропела тоненьким голоском:
«Зайка серенький, зайка беленький… Мы тебя перехитрим! Мы у тебя сундучок с драгоценностями отнимем!» — И она ущипнула меня.
Я не ожидала этого — мы ведь играли — и крикнула:
«Ты чего больно щиплешься?..»
«А если не больно, то зачем же щипаться!» — рассмеялась Шмакова.
А в это время другие ребята тоже нарядились в маски зверей, и меня уже плотным кольцом окружили морды волков, медведей, крокодилов. Они прыгали, рычали, наскакивали на меня и рвали из рук копилку. А какой-то медведь — по-моему, это был Попов — крикнул как Шмакова:
«Зайка серенький, зайка беленький… Мы тебя перехитрим!»
Волк — Валька несколько раз сильно дернул меня за косу. А я испугалась по-настоящему, как будто меня окружали не люди, а настоящие звери.
«Не надо! Хватит!» — Я хотела снять маску, но у меня ничего не получалось, потому что они беспрерывно меня толкали.
«Попался, зайчишка!» — пропела Шмакова.
«Мы тебя, заяц, задере-ем!» — завопил Лохматый и крутнул меня.
«Ры-ы-ы!» — дурным голосом прорычал Рыжий.
«Димка-а-а!» — закричала я и грохнулась на пол, потому что у меня закружилась голова.
Димка вбежал и спросил, чего я кричу. А я ему ответила, что испугалась.
«Кого?» — не понял Димка.
«Всех… зверей», — ответила я.
«Подумаешь, и поиграть нельзя», — сказал Валька.
«Зайка серенький… Зайка беленький… Мы тебя задерем! — хихикнула Шмакова. — Какая нервная!»
«Чепуха! — мрачно заявила Миронова. — Просто кривляется. Пошли, ребята!..»
И вся компания удалилась вслед за Железной Кнопкой, вполне довольная собой.
А мне еще долго мерещилось, что Шмакова похожа на лису, Лохматый — на медведя, а Валька — на волка.
Мне было стыдно, что я так думала про ребят. Поэтому я догнала их на улице и всех угостила мороженым на свои деньги. И рассказала Шмаковой под честное слово свою тайну, что Димка похож на «Уснувшего мальчика».
Она была очень довольна, хохотала и клялась, что никому не скажет, но мне почему-то казалось, что голос у нее был похож на тот, когда она пела: «Зайка серенький, зайка беленький…» Шмакова — лиса. Настоящая. И я подумала, что зря ей все рассказала… Ну ты же ее видел, дедушка. Правда, она лиса? А я тогда и не знала, что есть люди — лисы, медведи, волки…
После я спросила у Димки:
«Ты меня осуждаешь, что я испугалась ребят на фабрике?»
«Что ты, — ответил он. — Испугаться каждый может».
Вот видишь, какой Димка был человек — добрый, — сказала Ленка. — А потом он себя еще отчаянным храбрецом показал. Было это так…
Мы возвращались с Димкой домой. И вдруг увидели Вальку. Он бежал трусцой нам навстречу, на поводке тянул собаку, маленькую такую, на кривых ногах и с большими лохматыми ушами.
Валька заметил нас и нырнул за угол. Димка бросился за ним, а я за Димкой. Валька прижался к стене и смотрел на нас какими-то странными глазами.
«Какая у тебя собака хорошая. — Я погладила ее. — Только что это ее так колотит? Заболела она, что ли?»
Валька не успел мне ответить, потому что Димка вцепился в него, вырвал собаку и выпустил.
«Мой поводок! — заорал Валька, вырываясь из Димкиных рук. — Петька!.. На помощь!»
Я не поняла, почему Димка так ошалел и почему Валька кричал «поводок» и звал на помощь какого-то Петьку.
Петька, старший брат Вальки, тут же появился. Он здоровый, ему скоро в армию. Я его сразу узнала, он шофер с уборочной машины.
А Валька как увидел Петьку, заорал еще сильнее:
«Петька, он мою собаку с поводком упустил!»
Петька подтянул Димку к себе и вежливо сказал:
«Ты уж извини, дружок, но я должен сделать тебе больно. Ты сам заслужил».
И он так звезданул Димке по скуле, что тот пролетел мимо меня и шлепнулся на землю.
«Заработал? — захохотал Валька. — Знай наших».
«Всего доброго, дети», — сказал Петька.
Они ушли не оглядываясь. А я не бросилась за ними, не вступилась за Димку, не позвала на помощь. Вот стыдно!
Ленка посмотрела на Николая Николаевича.
— Я же тебе говорила, что раньше была трусихой. Это я теперь ничего не боюсь. Никогда больше не отступлю. Никогда! Ни перед чем. А тогда я задрожала и подошла к Димке, когда Валька и Петька уже совсем скрылись.
Другой бы на месте Димки обиделся, а Димка нет.
«А я опять струсила», — созналась я.
«Ничего. Смелость дело наживное. — Димка потер ушибленное место. — Я у него, подлеца, третью собаку отбиваю! Он их на живодерню поштучно за рублевку сдает».
«Ну и тип этот Валька! С тех пор как он на меня в волчьей морде напал там, на фабрике, он мне все время кажется волком», — призналась я Димке.
«Ну, это уж слишком», — ответил он.
«Волк он, волк, — крикнула я, — раз для него самое главное деньги!»
«А Петька похлеще Вальки, — сказал Димка. — Рыбу на реке глушит».
«Жалко, — сказала я. — Я думала, вот стоит городок восемьсот лет, и все в нем хорошие… А Валька — живую жизнь своими руками на живодерню. Я про таких только читала. А ты, Димка… ты просто герой!»
Я правда думала, что он герой. А он смутился:
«Да брось ты!..»
«Нет, ты настоящий герой. Самый настоящий! — Потом вдруг набралась храбрости и спросила: — Можно, я буду с тобой дружить?..» — А сама даже испугалась собственной храбрости.
«Ну давай», — согласился Димка.
А я спросила его:
«На всю-всю жизнь?»
«Ну давай», — улыбнулся он.
От восторга я… — Ленка на мгновение замолчала, — ну, в общем, поцеловала его в щеку. Просто от восторга, что он герой и что он теперь будет моим самым надежным и близким другом.
Дедушка, я так тогда была рада! — Глаза у Ленки стали восторженными, голос громким. Она когда восторгалась чем-нибудь, то переставала стесняться, совсем не контролировала себя, и это ее свойство тоже очень нравилось Николаю Николаевичу. — А когда я его поцеловала, то я совсем не испугалась, а, представляешь себе, весело рассмеялась.
Он очень удивился:
«А это еще зачем?»
«Так женщины, говорю, раньше благодарили рыцарей. — Я веселая была в тот момент и даже забыла, что у меня „рот до ушей, хоть завязочки пришей“. — А ты, Димка, рыцарь, ты же спас от Вальки собаку и меня. И она сейчас, счастливая, рассказывает всем собакам города: „Ну и Сомов — молодец!“
В это время у меня над ухом раздался свист и хохот.
Я оглянулась — перед нами стояли Петька и Валька. У них на поводке болтался тот же самый несчастный лопоухий пес, которого спас Димка. Оба довольные, хохотали, что снова поймали несчастную собаку и к тому же подслушали наш разговор. Волки, волки, а не люди!
Я им прямо в лицо крикнула:
«Это нечестно!.. Подслушивать…»
«Барышня обиделась», — сказал Петька и сделал грустное лицо.
«А ты, лыцарь, не обиделся?» — спросил Валька у Димки и нахально толкнул его плечом. При Петьке он был большой храбрец.
А Димка как бросился на Вальку! Даже Петьки не испугался. Вот какой он был раньше! Только Петька перехватил его, поднял над землей, и Димка повис в воздухе, болтая ногами, — Петька ведь здоровый, на две головы выше Димки, — и процедил, ну почти пропел сладким голоском, как Шмакова:
«Давай, дружок, еще раз поцелуемся. — Захватил его лицо громадной ладонью, повертел голову, словно хотел ее отвинтить. Димка задыхался, потому что Петька закрыл ему ладонью рот и нос. — И прошу тебя, дружок, — пел он дальше, — не разглашай нашей маленькой тайны про эту собачку. Договорились?..»
«Договорились», — промычал Димка сквозь пальцы Петьки, стараясь разжать железные тиски его ладони.
«Ну, я рад, что ты все правильно понял», — ухмыльнулся Петька.
И, волоча собаку под смех и выкрики Вальки, они снова ушли. А собака отчаянно упиралась, мотала головой и подымала пыль своими ушами. Мне ее так было жалко.
Димка покосился на меня, погрозил кулаком вслед братьям и крикнул почему-то негромко:
«У-у-у, Валька!.. Только сунься в школу!.. — А когда они отошли совсем далеко, он чуть прибавил голос: — Живодеры!»
А я сложила руки рупором, чтобы было громче слышно, и заорала:
«Жи-во-де-ры-ы-ы!»
Петька остановился и посмотрел в нашу сторону… Нас как ветром сдуло, потому что Димка схватил меня за руку и мы убежали. А я расхрабрилась и говорю:
«Правда, он услышал, как я кричала?»
«Услышал, — ответил Димка, — но понимаешь, с этим надо быть поосторожней. Мы что?.. А он — что?!»
«Он здоровый», — вздохнула я.
«Значит, не надо лезть на рожон».
Дедушка, — сказала Ленка, — ты представляешь, какая я была дура. Представляешь?! Я ему поддакнула. И вообще я все время ему поддакивала!.. Я знаю теперь: поддакивать — это плохо…»
3.Отрывок из стихотворения А.С.Пушкина «Элегия»
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Получите свидетельство
Вход
Урок развития речи по русскому языку "Урок доброты" (0.13 MB)
0
445
48
Нравится
0
