Многослойность творчества А. Ахматовой

• Многослойность творчества А. Ахматовой

Ефремова Екатерина,

ученица 11 А класса

МБОУ СШ № 22

Руководитель: Борисова Лариса Викторовна,

учитель русского языка и литературы

• Стихотворение “Песня последней встречи” было написано А. Ахматовой в 1911 году и относится к раннему творчеству. Анна Андреевна не любила его: считала неумелым, наивным. “Песня…”, конечно же, во многом вдохновлена творчеством И. Анненского - одной из ключевых поэтических фигур начала двадцатого века, - написана в, можно сказать, типичной предакмеистической манере. Но уже в этом стихотворении проглядывается нерушимая самобытность Ахматовой, ее уникальный стиль, только ей свойственные манера.
  
  Тема, на первый взгляд, определена еще в названии поэтического текста: разлука. Двое влюбленных обмануты судьбой, они готовы умереть друг за друга (или - друг за другом). Но сама организация текста подразумевает его многослойность: лирические герои будто теряются в нем, как и сами предметы, материальный мир; границы размываются, изображение начинает казаться нечетким, потертым. Стихотворение становится лишь намеком на определенную ситуацию, ее тенью. Оно словно отражение на воде, или в темном окне от той самой свечи, или шуршание кленов: неясное, зыбкое.
  
  Передавая особенности элегического жанра, “Песня…” будто расширяет его, потому что, как уже было отмечено, в ней невозможно определить четкие границы реальности. “Милый”, которого ищет лирическая героиня, становится осенним шепотом между кленов, ее собственные шаги - легки, они оба уходят в состояние невесомости, эфемерности, какой-то призрачной дымки. В каждой строфе чувствуется смятение: героиня надевает - случайно - левую перчатку на правую руку, теряет счет ступеням, никак не может найти того, за кем все время идет. И вот наконец над ней возвышается темный дом - и тот скорее как силуэт, фигура с желтыми огнями внутри.
  
  Это первый уровень восприятия “Песни…” Во многом он относится к условному “сюжету”, а также к объективному, лежащему на поверхности. Но композиция поэтического текста и организация образов подразумевают как минимум еще один. Например, левое и правое в системе народнопоэтических, общепринятых символов всегда означало отрицательное и положительное, и, когда героиня, беспомощная, наскоро выходя, надевает левую перчатку на правую руку, становится понятно: все хорошее перекроется скверным по вине самой девушки.
  
  Она сбегает вниз: “Показалось, что много ступеней, / А я знала - их только три!” Число три в сравнении с неопределенным “много”, конечно же, неслучайно. Как в мифологии, так и в христианстве тройка представляет собой совершенное число, и это совершенство как минимум становится неопределенным, размытым, но и это не все. Нельзя не обратить внимание на снисхождение по лестнице, которая также является расхожим символом вознесения духа. Но героиня спускается - к беде и несчастью, - спускается на три ступени - из идеального, совершенного мира в зыбкий, хаотичный, губительный.
  
  Неспроста осенний шепот просит героиню умереть: все, что внизу - это смерть, и она готова принять ее, сама тянется к ней. Но ее ждет разочарование: это последняя встреча. Незыблемым остается темная фигура дома, и “темный” здесь - не характеристика, а эпитет. Он символизирует, воплощает в себе все то несчастье - недвижимое, фундаментальное. Тем не менее, вся суггестивность стихотворения будто бы собирается, достигает пика в последнем образе свечи, огонь которой желтый, что крайне важно. О цветописи в художественных текстах много писали символисты и так же много ее использовали. Желтый у них ( впрочем, не только у них, а, скорее, в мировой культуре вообще) всегда означал враждебность, ревность, неудачу и неприязнь. То, что свеча не оранжевая, не красная, а именно желтая, даже равнодушно-желтая - это последняя деталь, последняя ассоциация, благодаря которой произведение, к тому же, остается открытым. Границ, концовки не возникает даже в действительном конце - все лишь обрывается, словно наваждение, необъяснимое видение, полусон.
  
  Трехстопный анапест тянет нарратив вверх, откуда все начинается, но сама система образов существует ниже, на этой темной, ирреальной улице, рядом с молчаливым, недвижимым домом, и диссонанс, возникающий при чтении и попытке осмыслить этот поэтический текст, вполне воплощается в образе свечи, которая отражает такие живые, пусть и негативные, чувства, иногда - саму жизнь, но стоит равнодушно, в таком же пустом, когда-то беспокойном пространстве.