Введение.
20 век – сложный век для России, да и для мира в целом. 20 век – это век расцвета тоталитарной идеи. Это время жестокой диктатуры, подавления личности. Шумные «театрализованные» процессы 30-х годов, чистки и массовые репрессии, ночные аресты, исчезновения людей, сокрытие правды о некоторых сторонах революции, переписывание истории, сталинские методы управления государством, перерождение «вождей», коллективистское давление на личность, насилие над природой, абсолютная власть над человеком под предлогом его же блага. Все это совсем недавнее наше прошлое. И, конечно же, подобное положение дел не могло не найти своего отражения в литературе.
В этот период появляется новый жанр – жанр антиутопии. Одними из наиболее ярких и известных антиутопических произведений являются роман Е.Замятина «Мы» и роман Дж. Оруэлла «1984». Эти романы создавались в прошлом веке, но как напоминают они нашу сегодняшнюю и, быть может, завтрашнюю действительность, ведь предупреждения о тоталитарной угрозе остаются актуальны и по сей день и будут актуальны еще долго.
Цель моего исследования – провести сравнительный анализ романов – антиутопий Е.Замятина «Мы» и Дж. Оруэлла «1984».
В соответствии с поставленной целью в исследовании решались следующие задачи:
- изучить критическую литературу по данной теме;
- раскрыть историю возникновения жанра антиутопии;
- проанализировать и сопоставить романы-антиутопии: выявить общие закономерности и различия.
В ходе работы были использованы следующие методы: анализ, интерпретация текста, сравнение, сопоставление и обобщение полученного материала.
Объектом исследования моей работы являются романы-антиутопии Е.Замятина «Мы» и Дж. Оруэлла «1984».
Предмет исследования – сравнительный анализ указанных выше произведений.
Глава 1. Возникновение жанра антиутопии.
Испокон веков человеку свойственно, не довольствуясь существующим порядком, мечтать о будущем счастливом мироустройстве или о былом сказочном великолепии жизни. Жанр литературной утопии получил свое название от знаменитого романа Томаса Мора «Утопия», написанного в 16 веке. Утопия – литературно-художественное произведение, содержащее картину идеального общества, населенного абсолютно счастливыми людьми, живущими в условиях совершенного государственного устройства. Утопический идеал строится на противопоставлении его существующей действительности. Утопия – это именно образец, к которому реальное общество должно стремиться и приближаться.
Начало 20 века, и особенно Октябрьская революция, породили в сознании людей новые утопические иллюзии. Многим жившим в ту прекрасную и трагическую эпоху казалось, что революция, как локомотив, мгновенно домчит человечество в «социалистический рай». Более проницательным художникам уже в те годы открылся бесчеловечный смысл реализации великой мечты, чудовищность попыток «железной рукой загнать человечество к счастью». События последующих лет, увы, подтвердили правильность их прогнозов. 20 век вместо столь желанной гармонии принес мировые войны и кровавые революции, тоталитарные режимы и экологические катастрофы, бурный рост промышленного производства, превративший людей в подобие механизмов. Этот век, как никакой другой, обесценил отдельную человеческую жизнь. Неудивительно, что в 20 веке появляется новый литературный жанр – антиутопия, представляющий собой критическое описание общества утопического типа. Если утописты предлагали человечеству рецепт спасения от всех социальных и нравственных бед, то антиутописты стремились выявить негативные черты общественного устройства, призывали читателя разобраться в том, как расплачивается простой обыватель за всеобщее счастье. Если в утопиях рисуется, как правило, прекрасный изолированный от других мир, предстающий перед восхищенным взором стороннего наблюдателя, то в антиутопиях мир дан глазами его обитателя, рядового гражданина, изнутри, дабы проследить и показать чувства человека, претерпевающего на себе законы идеального государства.
Классические черты антиутопия обрела в романах Е.Замятина «Мы» и Дж. Оруэлла «1984», в которых показано «идеальное» государство будущего, построенное на тотальном подавлении свободы личности и нивелировке человеческой индивидуальности. При всем своеобразии каждого из этих произведений в них немало общего: эти книги о том, к каким чудовищным последствиям может привести технический и социальный процесс, лишенный нравственной основы.
Глава 2. Сравнительный анализ романов-антиутопий Е.Замятина «Мы» и Дж.Оруэлла «1984».
Роман «Мы» не только самое значительное произведение Е.Замятина, но и наиболее яркое воплощение жанра антиутопии в русской литературе. Джордж Оруэлл написал подобное произведение позже, в 1948 году, опираясь на реалии тоталитарной Германии, Гитлера и сталинской эпохи в СССР. Замятин же смог уже тогда, в двадцатые годы, предвидеть трагедию тридцатых, предвидеть наступление того начала во взаимоотношениях личности и государства, которое оставляет решение всех вопросов государству, а личности – самозабвенное выполнение этих решений.
2.1. Изображение тоталитарного государства.
Режим государства Океания («1984») может быть определен как тоталитарный. В стране правит одна массовая партия, которой и принадлежит политическая власть. Вершиной этой пирамидальной структуры является единоличный глава государства – Старший Брат. Он непогрешим, всемогущ. Все успехи, достижения, победы, научные открытия, все счастье и вся доблесть непосредственно проистекают из его руководства и им вдохновлены. Старшего Брата никто не видел, но его лицо с черными усами (узнается портрет Сталина) - повсюду на огромных плакатах с надписью: «Старший Брат смотрит на тебя». Никто не знает, когда он родился, и неизвестно, жив ли он вообще. Может быть, его даже не существует, поскольку – это скорее всего образ, в котором партия предстает перед страной. Назначение его довольно просто – служить фокусом для любви, страха и почитания – чувств, которые легче обратить на отдельное лицо, чем на целую организацию.
В романе Замятина действует Единое Государство, которое стремится распространить свои формы организации на окружающий мир. Руководит же такой страной Благодетель, «многократно доказывавший свою мудрость». Нельзя не заметить едкую иронию автора о выборах Благодетеля и Дне Единогласия: «Разумеется, это непохоже на беспорядочные, неорганизованные выборы у древних, когда, смешно сказать, - даже неизвестен был заранее самый результат выборов. Строить государство на совершенно неучитываемых случайностях, вслепую – что может быть бессмысленней? И все же оказывается, нужны были века, чтобы понять это».1
В оруэлловской Океании в каждом доме работает телекран: он следит за человеком и его мыслями. Каждое слово, сказанное даже шепотом, доходит до его слуха. Его нельзя выключить – только убавить звук. Он может постоянно вмешиваться в частную жизнь. Увидев что-нибудь необычное, резким, громким и жестким, как выстрел голосом сделать замечание, приказать, одернуть и т.д. От него не избавиться нигде, даже за городом, так как там могут быть встроенные портативные микрофоны. А наблюдает и слушает все это специальное учреждение, так называемое «полиция мыслей». В таком государстве бояться нужно было абсолютно любого – от ребенка-малыша до пожилого. Каждый человек следил за каждым другим, то есть друг за другом. Заветное желание полиции мыслей – научиться самим, либо же с помощью телекранов читать и узнавать мысли человека без его ведома. И страшнее не преступление действием, а преступление мыслью, то есть мыслепреступление, за которое наказание гораздо страшнее.
В Едином Государстве Замятина люди живут в многоэтажных домах с прозрачными стенами, благодаря чему за ними можно беспрепятственно вести наблюдение. Мотив стекла связан с представлением о хрупкости и непрочности и напоминает об искусственности и рукотворности такого миропорядка. Хрупкость символизирует мотивы упрощения: нумер вместо имени, серо- голубая юнифа в качестве одежды для всех видов (униформа), прогулки в шеренгах, любовь по розовым талонам – таково гротескное выражение идеи упрощения. Внешне схожие, они ничем не отличаются и внутренне. Поэтому и с гордостью восклицает герой Д-503, восхищаясь прозрачностью жилищ: «Нам нечего скрывать друг от друга», а государственный поэт R-13 вторит ему: «Мы счастливейшее среднее арифметическое». Одинаковостью, механичностью отличается вся их жизнедеятельность, предписанная Часовой Скрижалью: «… Часовая Скрижаль- каждого из нас наяву превращает в стального шестиколесного героя великой поэмы. Каждое утро, с шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту – мы, миллионы, встаем, как один. В один и тот же час единомиллионно начинаем работу – единомиллионно кончаем. И сливаясь в единое, миллионнорукое тело, подносим ложку ко рту, выходим на прогулку и идем в аудиториум … отходим ко сну».2 Гармония этого мира – гармония простых линий, в которых нет места фантазий: «непреложные прямые улицы … божественные параллелепипеды прозрачных жилищ», «квадратная гармония серо-голубых жилищ». Мир ясных истин, мир незыблемых очевидностей, «математически безошибочная мораль» приводят к представлению о ничтожной ценности человеческой личности. У нумеров не может быть индивидуальности, на то они и нумера, чтобы отличаться только своим порядковым числом. Коллективное стоит в таком государстве на первом месте: «Мы» - от Бога, «Я» - от диавола».3 «Ведь чувствуют себя, осознают свою индивидуальность – только засоренный глаз, нарывающий палец, больной зуб: здоровый глаз, палец, зуб – их будто нет. Разве не ясно, что личное сознание – это только болезнь,»4 - вопрошает Д-503.
Дом и семью в старом понимании слова новое общество исключает. В романе Замятина дети не знают своих родителей, воспитание, конечно же, государственное, а самовольное материнство карается смертью, так как совершается специальный отбор и подбор будущих отцов и матерей. Милая и трогательная О-90 из романа «Мы» не имела права на желанного ребенка, потому что не дотягивала десяти сантиметров до «материнской нормы».
Что же происходит с искусством в тоталитарном обществе? Оно приравнивается к некоему общенародному действу. Государство отняло у своих граждан способность к интеллектуальному и художественному творчеству, заменив его Единой Государственной наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Государственные поэты разят своими «быстрыми, резкими хореями» и «медными ямбами». Стоит обратить внимание на названия поэтических книг: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене». «Теперь поэзия – уже не беспартийный соловьиный свист: поэзия – государственная служба, поэзия – полезность,»5- изрекает главный герой Д-503.
У Оруэлла в романе «1984» постоянно переписывается история, создаются новые учебники. Уже невозможно определить, где настоящее, а где прошлое. Люди должны быть полностью отрезаны от прошлого, ибо им надо верить, что они живут лучше предков и что их жизненный уровень постоянно повышается, то есть попросту не знать о другой жизни. Так все попытки Смита узнать хоть что-то о прошлой жизни не увенчались успехом. А еще история переписывается для того, чтобы сохранить веру в непогрешимость партии. Речи, документы, статистика- все должно подгоняться под сегодняшний день для доказательства того, что все предсказания партии всегда верны. Если факты прошлого противоречат партийной линии – значит, их нужно изменить. А поскольку партия полностью распоряжается документами, постоянно их исправляя, - значит, прошлое такое, каким его хочет сделать партия. Таким образом, история и время остановились, а значит, и партия будет всегда всемогущей, и режим непоколебим. «Кто управляет прошлым, - гласит партийный лозунг, - тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым».6
Пытки и казни – непременные спутники антиутопического мира. Сюжеты антиутопий совпадают между собой в том, что для полной победы над свидетельствами чувств, для полной перезарядки сознания одного лишь пропагандно-педагогического штурма недостаточно. Поэтому в сюжетных линиях «Мы» и «1984» заостряется тема хирургического вмешательства и электрошока. Комбинация «лечения» и «пыток», которыми и у Замятина, и у Оруэлла бунтарей «освобождают» от атавистических импульсов, пока они не начинают любить Благодетеля или Старшего Брата, практически одинакова.
Исходя из вышесказанного, можно прийти к следующему выводу: и Единое Государство («Мы») и Океания («1984») – тоталитарные режимы, в которых господствуют власть идеологического внушения и неусыпный полицейский контроль над всеми, существует развитой порядок слежки, сыска, кары, безжалостно и решительно пресекаются все «идейные шатания». Это и есть «математически безошибочное счастье».
2.2. Личность в тоталитарном государстве.
Центральная проблема и романа Замятина «Мы», и романа Оруэлла «1984» - конфликт личности с тоталитарным государством, души – с бездушной рациональностью, коллективного – с индивидуальным. Повествование в обоих романах представляет собой дневник главного героя.
Рассказчик в романе Замятина, нумер Д-503, - «только один из математиков Единого Государства», заветная мечта которого - «проинтегрировать грандиозное вселенское уравнение», «разогнуть дикую кривую, выпрямить ее по касательной – о симптоте – по прямой. Потому что линия Единого Государства – это прямая, мудрейшая из линий»7. Идеал жизненного поведение – это «разумная механичность», все выходящее за ее пределы – «дикая фантазия», а «припадки вдохновения» - неизвестная форма эпилепсии.
Замятин изображает духовную эволюцию героя, прослеживает, как от осознания себя микробом в этом мире приходит к ощущению целой вселенной внутри себя. Д-503 не дают покоя носы, которые при всей одинаковости нумеров сохраняют разные формы (носы «пуговицей» и носы «классические»); личные часы (всего два часа), которые каждый проводит по-своему и многое другое. И хотя герой пытается отогнать от себя эти неуместные мысли, в глубине сознания он догадывается, что в мире есть еще что-то, не поддающееся логике, рассудку. Однако бурные перемены начинают происходить с ним с того момента, когда в его жизнь входит революционерка I-330. Первое ощущение душевной болезни приходит к герою, когда он слушает в ее исполнении музыку Скрябина. Такая музыка является символом иррациональности, непознаваемости человеческой натуры, воплощением гармонии, не проверяемой алгеброй, заставляющей звучать самые сокровенные струны души.
Главной деталью портрета I-330 в восприятии героя становится икс, образованный складками возле рта и бровями. Икс для математики – символ неизвестного. Так на смену ясности приходит неизвестность, на смену ясной цельности – мучительная раздвоенность.
Главный герой романа Оруэлла «1984» Уинстон Смит с молодых лет работает в Министерстве Правды. В его обязанности входит внесение изменений в документы, которые содержат факты, противоречащие партийной пропаганде. Внешне он делает вид, что является приверженцем партийных идей, тогда как в душе глубоко их ненавидит.
В романах Замятина и Оруэлла мы видим одну из схем антиутопического романа – слабый, колеблющийся мужчина и сильная волевая женщина, стремящаяся своей силой чувства возродить его жизненную активность. Женщина выталкивает героя из его привычной колеи общепринятого жития в другую реальность, в круг неведомых радостей и тревог, предстающий опасным и влекущим одновременно. Влюбивщись в I-330, герой Д-503 («Мы») как и Уинстон Смит, полюбив Джулию («1984»), уже рискуют своими жизнями. И у Замятина, и Оруэлла любовная история перемешана с участием в «подпольном движении сопротивления». Главные герои романов мечутся между человеческим чувством и долгом перед Государством, между внутренней свободой и счастьем несвободы. Любовь пробуждает душу, фантазию, помогает заглянуть за грань дозволенного. Герои осмеливаются думать, задавать себе вопросы и отвечать на них не так, как требует официальная идеология. Но все напрасно. Государство не прощает им инакомыслия и неповиновения. И Уинстон, и Джулия («1984») оказываются в подвалах министерства любви. Их подвергают не только жестоким физическим пыткам, но и психологическому давлению. И Уинстон не выдерживает нажима – он предает Джулию и выходит из тюрьмы. О духовной смерти героя автор говорит так: «Но все хорошо, теперь все хорошо, борьба закончена. Он научился писать 2*2=5. Он одержал над собой победу. Он любил Старшего Брата»8. А через некоторое время, встретив Джулию, Уинстон узнает, что и она точно также предала его… Финал романа «Мы» тоже трагичен. I-330 попадает в Газовый Колокол, главный герой подвергается Великой Операции и хладнокровно наблюдает за гибелью бывшей возлюбленной.
Главный вопрос романов: сможет ли выстоять человек перед все усиливающимся насилием над его совестью, душой, волей? Дж. Оруэлл категоричен: человек не выдерживает этого насилия. А Евгений Замятин оставляет нам призрачную надежду: I-330 не сдается до самого конца, Д-503 прооперирован насильно, О-90 уходит за Зеленую Стену, чтобы родить собственного ребенка, а не государственного нумера.
2.3. Стилистические особенности романов-антиутопий.
Рассмотрим стилистические особенности романа Е.Замятина «Мы». Прежде всего обращает на себя внимание ироническая и подчас сатирическая окраска монологов главного героя, обнажающая авторское отношение к ним. Вот рассуждения Д-503 об «отсталых» предках: «Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыболовство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства»9.
Своеобразие замятинской стилистики наложило отпечаток и на отбор языковых средств в повествовании. Нельзя не заметить обилие научно-технических терминов: касательная ассимптота, нумератор, поршневый шток и тому подобное. Все это лучше передает атмосферу, царящую в технократическом обществе, лишенном подлинных представлений о прекрасном. Вспомним рассуждения Д-503 в 12-й записи: «Я думал: как могло случиться, что древним не бросалась в глаза нелепость их литературы и поэзии. Огромнейшая великолепная сила художественного слова тратилась совершенно зря. Просто смешно: всякий писал, о чем ему вздумается. Так же смешно и нелепо, как то, что море у древних круглые сутки билось о берег, и заключенные в волнах силлионы килограммометров уходили только на подогревание чувств у влюбленных»10. Герой-рассказчик постоянно что-то доказывает, обосновывает, разъясняет самому себе, будучи абсолютно уверенным в высшей гармонии нового времени. Отсюда — множество риторических эмоциональных конструкций, делающих монологи живыми и полемичными.
Кроме этого, необходимо вслушаться в официальный язык Единого Государства. С первых же страниц романа мы замечаем обилие оксюморонов: «благодетельное иго разума», «дикое состояние свободы», «наш долг заставить их быть счастливыми», «самая трудная и высокая любовь – это жестокость». Это прообраз оруэлловского новояза.
В романе Дж. Оруэлла «1984» обращает на себя внимание официальный язык тоталитарного государства. «Новояз» - особая форма языка и словарного запаса, которые распространяются в Океании. Новый язык формировался по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». Поэтому с каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасывались слова и понятия, чуждые господствующей идеологии. «Каждое сокращение было успехом, ибо, чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься»11. В новоязе все слова были очищены от побочных значений. Приведу только один пример. Слово «свободный» в новоязе осталось, но его можно было использовать лишь в таких высказываниях, как «свободные сапоги», «туалет свободен». Оно не употреблялось в старом значении «политически свободный», «интеллектуально свободный», поскольку свобода мысли и политическая свобода не существовали даже как понятия, а, следовательно, не требовали обозначений. Сокращение словаря рассматривалось как самоцель, и все слова, без которых можно обойтись, подлежали изъятию. Новояз был призван не расширить, а сузить горизонты мысли. Лексика подразделялась на три класса: словарь А, словарь В и словарь С.
Словарь А заключал в себе слова, необходимые в повседневной жизни. Он почти целиком состоял из слов, которыми мы пользуемся сегодня, но по сравнению с сегодняшним языком число их было крайне мало, а значения определены гораздо строже. Все неясности, оттенки смысла были вычищены. Словарь А был совершенно не пригоден для литературных целей и философских рассуждений. Он предназначался для того, чтобы выражать только простейшие целенаправленные мысли, касавшиеся в основном конкретных объектов и физических действий.
Словарь В состоял из слов, специально сконструированных для политических нужд, иначе говоря, слов, которые не только обладали политическим смыслом, но и навязывали человеку, их употребляющему, определенную позицию. Все слова в словаре В были составными. Они состояли из двух или более слов или частей слов, соединенных так, чтобы их удобно было произносить («мыслепреступление», «благомыслить»)
В словаре В не было ни одного идеологически нейтрального слова. Многие являлись эвфемизмами. Такие слова, например, как «радлаг» (лагерь радости, т.е. каторжный лагерь) или «минимир» (министерство мира, т.е. министерство войны) обозначали нечто противоположное тому, что они говорили. Названия всех организаций, групп, доктрин, стран, институтов, общественных зданий кроились по привычной схеме: одно удобопроизносимое слово с наименьшим числом слогов, позволяющих понять его происхождение. В министерстве правды отдел документации, где работал Уинстон Смит, назывался доко, отдел литературы – лито, отдел телепрограмм – телео и т.д. Делалось это не только для экономии времени. Подобные сокращения были характерной особенностью политического языка в тоталитарных странах и тоталитарных организациях: «наци», «гестапо», «коминтерн». Становится понятно, что, сократив таким образом имя, ты сузил и незаметно изменил его смысл, ибо отрезал большинство вызываемых им ассоциаций. Слова «Коммунистический интернационал» приводят на ум сложную картину: всемирное человеческое братство, красные флаги, баррикады, Карл Маркс, Парижская коммуна. Слово же «коминтерн» напоминает всего лишь о крепко спаянной организации и жесткой системе законов.
Словарь С был вспомогательным и состоял исключительно из научных и технических терминов. Лишь немногие из них имели хождение в бытовой речи и в политической речи. Слов, общих для всех списков, было очень мало, а таких, которые обозначали бы науку как область сознания, не существовало вовсе.
Из вышесказанного явствует, что выразить «крамольное» мнение новояз практически не позволял. Еретическое высказывание, разумеется, было возможно – но лишь самое примитивное. Можно было, например, сказать: «Старший Брат плохой». Но это высказывание нельзя было подтвердить никакими доводами, ибо отсутствовали нужные слова. Новояз являлся средством, делающим невозможным выражение иных форм мысли. Характерной особенностью интеллектуальной атмосферы тоталитарных государств является полное извращение языка, подмена смысла слов, призванных выражать идеалы нового строя.
Заключение.
Сравнительная характеристика антиутопий Е.Замятина «Мы» и Дж.Оруэлла «1984» показала, что эти романы имеют много сходных черт. Оба романа описывают абсолютно бюрократизированное общество, в котором человек лишь номер, он потерял всю свою индивидуальность. Основной вопрос, который ставят авторы, звучит так: может ли человеческое естество быть изменено настолько, что человек забудет о своем стремлении к свободе, достоинству, честности, любви – словом, может ли человек забыть о том, что он человек? Обе антиутопии утверждают, что это возможно: нельзя воцариться в душе, разрушив и убив ее, и в то же время остаться человеком. И.Роднянская и Р.Гальцева пишут: «Теоретики утопизма подбадривают себя … тем, что «человек бесконечно податлив», что «природу человека творим мы». Однако зловещая и бесплодная практика, о которой поведали антиутопии 20 столетия, свидетельствует о том, что задача эта неисполнима: преобразованная в заданном направлении природа оказывается уже нечеловеческой. Человека можно испортить, но переделать его нельзя»12. Если мир романов «Мы» и «1984» станет доминирующим на планете, то это будет мир безумцев, нежизнеспособный мир. Я думаю, что ни Оруэлл, ни Замятин не хотели убедить читателя в том, что такой мир обязательно настанет. Скорее наоборот, вполне понятно их намерение - прозвучать как предупреждение: к чему придет человечество, если не возродит дух гуманизма и достоинства. Оба писателя подразумевают, что новая форма административного индустриализма, при которой человек действует как машина, ведет к эре обесчеловечивания и полного отчуждения. Оруэлл и Замятин – пророки бедствия. Они хотят предупредить и пробудить нас. Опасность, которая стоит сегодня перед всеми людьми - опасность общества роботов, которые потеряли последние следы индивидуальности, любви, критического мышления и даже не осознают этого из-за «двоемыслия». Одно из самых существенных бед революций, общественных катаклизмов – разрушение совести. Животный эгоизм, право сильной личности на все, стремление выжить любой ценой - знакомые лозунги. История человечества страшна последовательным уничтожением не только творческой, нравственной личности, но и незаметной на поверхности тиранией человека обычного, маленького… Так все же – я или мы?
11
Получите свидетельство
Вход
Исследовательский проект по литературе "Я и мы. Сравнительный анализ антиутопий Е.Замятина Мы и Дж. Оруэлла" (81 КB)
0
5775
219
Нравится
0
